Повести и рассказы

Крестовые хоромы приезжих, крепко сложенные из кедровых плах толщиной фута два каждая (более полуметра), располагались на взгорке, на самой окраине села Весы, выше плотбища, за кучей выворотней и отпиленных комлей с растопыренными корнями, напоминавших приезжим всякие сказочные чудовища… Кстати сказать, местные жители уверяли, что правильное, еще с царских времен, название села — Бесы, но в советские годы, дескать, Бесы замени ли на Весы… Когда-то большая была деревня. Теперь же оставалось тут дворов сорок, еще не разобранных на дрова, с лодками на огородах и возле калиток. Но из них изб десять заколочены наглухо, хозяева поумирали, а родственники не едут, десятка же полтора изб с досками крест-накрест на окнах оживают только летом, когда с грохотом к ним, по жаре, в клубах пыли, подкатывают на мотоциклах, а чаще на тракторах наследники, вечно пьяные краснощекие парни из райцентра или из Железногорска — порыбачить, отдохнуть до беспамятства.

А места красивейшие! В небесах, вдали, сверкают сахарные головы не тающих круглый год гольцов. Чуть ниже — из голубого слепящего небытия — как бы постепенно проявляясь, уступами сходят кедры со скрипичными завитушками на вершинах и темные ели…

Там мох глубок как диван, и брусника красна что пожар… А пони же черника, голубика… А еще ниже — пространство как бы рвется с шумом на части. Здесь светло, здесь гари, малинники, красная смородина, медовый дух. Поляны с озерами, как жестовские подносы с самоварами, подступают с двух сторон к рябой из-за просвечивающих камней речке, вытекающей со звоном из узкого и темного урочища. Но на моторке можно взойти. Если не к ногам каменного Саяна, то — как уверяют здесь — хотя бы к мизинцам его… Откуда-то оттуда и выползают — как раз мимо дома приезжих — по утрам мохнатые звероподобные горы тумана.

В селе Весы тихо, словно на каком-то другом свете, — лишь изредка, если подует западный ветер, можно различить вдали невнятный гул и топоток железной дороги. Переселенцы, наверное, выбрали Весы еще и по этой причине — тут мало шастает чужого, зеворотого люда, все друг друга знают — уж до третьего колена точно… Народ проживает основательный, с древними иконами в красных углах, с десятком берданок и карабинов в сенях, с кучей движков и мотопил во дворе. Можно увидеть кое-где рога сохатого, прибитые над воротами, а то и чучело глухаря — видно, не бедна еще тайга вокруг.

Но не сразу новые люди решились переехать сюда. Споначалу, только повернула зима на весну и ледяной ветер задышал возле щеки, как пламя автогена, явился со стороны станции смешно укутанный в шаль, в романовском полушубке, валенках и немецкой кепке с меховым подкладом сам будущий хозяин, в сопровождении мужичка пониже ростом, но шире в плечах на четыре кулака, в черном — уж не милицейском ли — тулупе, с грозным выражением на брыластом, плохо выбритом лице, где нос картошкой, глаза вроде белых луковиц, брови торчат, а вот голос начальственный — как из бочки: гу-гу-гу. Оба тащили за спиной рюкзаки, в которых звякало и булькало. Новоприбывшие изумили местных жителей тем, что обошли, не торопясь — до вечера ходили — все небольшое это село, кланяясь перед калитками, знакомясь. При этом женщинам-старухам дарили флакончики с пахучей зеленоватой водой, а мужчинам предлагалось выпить хорошей водки за знакомство, на столы выставлялись звонкие, как сосульки, трехсотграммовые бутылочки.

— Не обижайте моего другаря, — басил коренастый мужичок и показывал на поселенца, который, поминутно протирая очки с толстенными мутными стеклами, благодарно кивал в свою очередь, стеснительно улыбался и мекал, совершенно, видимо, еще не умея говорить по-русски. Даже пританцовывал от бессильного усердия на месте. — Из Англии он, жердина. Вот, влюбился, говорит, в Россию… хочет тут жить. Коннель его фамилия, зовут Френсис.

— Конев? — переспросил кто-то.

— Можете и Коневым величать, не обидится. Можете и маршалом Коневым, только… — шишконосый спутник с суровым нажимом в который раз оглядел тех, с кем разговаривал. — В его жизнь не соваться. У них это строго. «Мой дом моя крепость.» Специально за этим будет правительство следить, разведка и прочая. Ну и наша областная администрация. Такой эксперимент. Землю дают, разрешили строиться… Пусть трудится, так сказать, на русской земле. Свой дом с садом отдал нашим детишкам, которые в Англию учиться поехали. Так что тут квиты. Главное, значит, чтобы никто не лез ни с советами, ни с просьбами. Мужичонко он добрый, но политика есть политика.

Услышав неприятное слово «политика», еще не так давно приносившее одни неприятности, бородатые весовчане в ответ, сумрачно помаргивая, словно фотографируя иноземца, безмолвствовали, что, видимо, означало: а на кой нам лезть к нему.