Повести и рассказы

– За какие дрова? – спрашивает, а сам чернявенькому в глаза посмотреть не может.

– За такие, – говорит чернявенький. – Сам знаешь, за какие… А только дело вышло так. Пятаков этот еще раньше дрова воровал. Продавал торговкам на Слободе. Попался. Первый раз ему выговор сделали. Ну, он побожился, что больше воровать не будет… А тут опять с дровами история. В ту ночь разворотил кто-то саженей пять. Я-то знаю кто, а все на Пятакова подумали. Пятакова за такие дела – в реформаторий… Хоть он и не виноват, а виноват ты…

Замолчал чернявенький, молчит и Петька. Нет у Петьки духу отпираться. Ждет Петька, что ему еще чернявенький скажет. А чернявенький говорит такое:

– Должен ты сознаться, что воровал дрова ты, а не Пятаков.

– Как? – говорит Петька. – Как воровал? Не воровал я!.. Иди ты…

– А что же ты?.. В бирюльки играл?

Не знает Петька, что и сказать. Не расскажешь ведь про часики.

– Я, – говорит, – это просто так разворотил. От злости.

Усмехнулся чернявенький.

– Ну, – говорит, – это как хочешь. Тем для тебя лучше. Но сознаться ты все-таки должен.

– Спасибочки! – говорит Петька. – Что я – дурак сознаваться?.. Не дурак я…

Говорит чернявенький:

– Это, – говорит, – совершенно верно. Просто так – глупо сознаваться. Но если из-за тебя товарищ гибнет… Неужели ты можешь товарища предать?

– Нет, – говорит Петька. Покраснел, обидно Петьке. – Нет, – говорит, – это ты брось. Меня на Кордоне вся шпана знает. Я за товарища всегда постоять могу, я не гад какой-нибудь…

– Ну так, – говорит чернявенький, – иди к Федору Иванычу и чистосердечно признайся. Так, мол, и так – дрова я разворотил. Тебе за это ничего не будет – выговор разве, а Пятакова спасешь. Гибнет Пятаков в реформатории… Ладно?..

Мотнул Петька головой.

– Ладно, – говорит, – схожу. Мне, – говорит, – плевать в высшей степени. Мне хоть в тюрьму отправляй… Не боюсь.

Соврал Петька. Как ушел чернявенький, лежит Петька и думает:

«Что, если и вправду за такую вещь в тюрьму отправят? Ведь это что же? Это значит – кончено! Это – прощай, часики…»

Расстроился Петька от таких мыслей. И не знает Петька – идти или не идти к Федору Иванычу.

Думал, думал – надумал:

«Пойду. Потому что нехорошо, если человек гибнет. Хоть он и паразит, а нехорошо. Свой все-таки парень».

Оделся Петька не спеша и стал ждать Рудольфа Карлыча.

Пришел Рудольф Карлыч, Петька и говорит:

– Разрешите, – говорит, – повидать заведующего. Разрешите мне отлучиться.

– Зачем? – спрашивает Рудольф Карлыч. – Какие у тебя дела? Может быть, тебя кто обидел? Может быть, я тебя обидел? Может быть, я тебе кушать мало даю?

– Нет, – говорит Петька, – кормите вы меня, спасибо, на убой. И никто меня не обидел. А только нужно мне заведующего по очень важному делу.

– Ладно, – говорит немец. – Если очень нужно, то иди. Но ненадолго… Тебе еще нужно выдерживать карантин.

Вздохнул Петька.

– Приду, – говорит, – не знаю когда. Может быть, совсем не приду. Прощайте.

Вздохнул Петька и пошел к Федору Иванычу.

Приходит в его квартирку, а его нет. Он – в экономии по хозяйству.

В квартирке мужчина какой-то сидит. С портфелем. В ботинках «джим». Тоже Федора Иваныча ждет. Ногти покусывает.

Стал Петька у дверей – ждет.

А мужчина с портфелем ногти кусает.

«Что за дядька? – думает Петька. – По какой надобности пришел? Из кооперации, наверное деньги за продукты получать. Или, может быть, монтер…»

А тут Федор Иваныч входит.

Петька к нему:

– Здрасти.

– А! – говорит Федор Иваныч. – Выздоровел? Так… Молодец.

А сам к другому, который в «джимах».

– Здравствуйте. В чем дело?

Встает этот, который в «джимах», и медленно говорит:

– Здравствуйте. Я к вам из детского реформатория. По поводу Георгия Пятакова. Представьте, – говорит, – вчера ночью Пятаков бежал из реформатория.

Задрожало у Петьки сердце. И мысли в голове заволновались. Не слышит Петька, что дальше говорят, одно думает: «Сознаваться или не сознаваться?».

А Федор Иваныч уж руку обкусанную пожимает и говорит:

– Бумаги вы получите в канцелярии. Так. До свидания.

И сразу – к Петьке.

– Ну, – говорит, – какое у тебя дело? Зачем пришел? Выкладывай…

Покраснел Петька.

– Я, – говорит, – к вам. Не найдется ли у вас книжечки какой-нибудь почитать?

– Что? – говорит Федор Иваныч. – Книжечки? Так. Найдется. Есть у меня для тебя много разных книг.

Открыл Федор Иваныч шкаф.

– Выбирай, – говорит, – сколько хочешь.

Стал Петька в шкафу рыться и набрал целую охапку книг. И маленьких и больших. И с картинками и без картинок. Снес в лазарет и целую неделю от нечего делать читал.

Так и не сознался Петька в своей вине. Не было потому что смысла сознаваться. Но когда чернявенький у него спросил:

– Был ты у Федора Иваныча?

– Был, – ответил Петька. И покраснел.

– Молодец, – сказал чернявенький, – ты парень что надо. Выздоравливай скорей.

И похлопал Петьку по плечу.

А Петьке совестно стало, и отвернулся Петька к окну.

И вот наконец выписался Петька из лазарета.

А тут как раз занятия начались. Уроки. Устроили Петьке небольшой экзамен и определили его в класс «Б». К самым малышам.

Обидно, конечно, и неприятно.

Чернявенький и другие всякие там дроби проходят, а Петька с малышами.