Повести Ангрии

Мисс Лори содрогнулась. Однако так темны загадки человеческой души, так тесно спаяны в ней порок и добродетель, что, боюсь, это кровавое доказательство любви вызвало у Мины не столько ужас, сколько восторг. Она не сказала ни слова, ибо теперь Заморна вновь заключил ее в объятия. Его ласки, его вкрадчивые речи прогнали всякую другую мысль, все былые укоры стыда, все сомнения, усталость и сердечную боль мучительных ожиданий. Он назвал ее своей первой любовью, и теперь ей хотелось верить, что она не только первая, но и единственная. Не по-женски сильная духом, деятельная, самостоятельная и развитая во всех других отношениях, в этом смысле Мина Лори была слаба, как дитя. Она утратила себя. Всю ее жизнь поглотила жизнь другого человека.

Постучали. Заморна встал и отрыл дверь. За нею стоял его слуга.

— Можно поговорить с вашей светлостью в приемной? — спросил месье Розьер несколько торопливо.

Герцог вышел вслед за ним.

— В чем дело, сударь? Что-нибудь срочное?

— Хм! — начал Эжен. Его смуглая заостренная физиономия выражала несвойственное ей смущение. — Хм! Удивительные дела, милорд герцог. Прямо-таки фокус-покус, с дозволения вашей светлости.

— Как это понимать, сударь?

— Sacr'e! [8]Я и сам толком не знаю. Малость опешил, когда увидел.

— Что увидел? Выражайся яснее, Розьер.

— Что вашей светлости делать, ума не приложу, — отвечал слуга, — хоть и помню: ваше величество выкручивались из таких переделок, когда я думал, будто все, конец. Но эта уже, на мой взгляд, из ряда вон… Я и вообразить не мог…

— Давай к делу, Розьер, или я… — Заморна поднял кулак.

— Mort de ma vie! [9]— воскликнул Эжен. — Я расскажу вашей светлости все, что знаю. Минут десять назад я шел по коридору, когда на лестнице раздались шаги — очень легкие, как будто ступает совсем маленькая ножка. Я обернулся — по лестнице спускалась дама. Милорд, это была дама!

— Так ты ее узнал?

— Узнал, если глаза меня не обманывают. Я стоял в тени, за колонной, и она прошла совсем близко, не заметив меня. Я видел ее очень отчетливо. Так вот, разрази меня гром, если это не…

— Кто, сударь?

— Герцогиня!

Наступила тишина, затем герцог очень четко и протяжно присвистнул, сунул руки в карманы и раза два медленно прошелся по комнате.

— Ты не ошибся, Эжен? — сказал он. — Знаю, ты не осмелишься мне лгать в таком деле, поскольку испытываешь похвальную и естественную приязнь к собственной шкуре. Да, все сходится, прах меня побери. Миссис Ирвинг, жена северного пастыря — сатирический намек на мою царственную особу! Бледная красивая шея, маленький рот и подбородок! Отлично! Желал бы я, чтобы эти рот и подбородок были в сотне миль отсюда! Что ее сюда понесло? Тревога за своего бесценного мужа… не может больше терпеть разлуки… должна выяснить, что с ним. Впрочем, удачно, что этот щенок Розьер ее узнал. Если бы она неожиданно вошла в комнату минут пять назад… Боже! Мне бы оставалось только связать ее по рукам и по ногам. Она бы этого не вынесла. Дьявол, что делать? Главное — не вспылить. С нею сейчас надо помягче. Говорить ласково, клясться и божиться на чем свет стоит, что никак не связан с экономкою мистера Пакенхема.

Закончив монолог, герцог вновь повернулся к слуге.

— Куда пошла ее светлость?

— В гостиную, милорд. Она и сейчас там.

— Ладно, Розьер, ни слова об этом, если тебе дорога жизнь. Понял, сударь?

Розьер прижал руку к сердцу, и Заморна вышел из комнаты, чтобы начать операцию.

Неслышно отворив дверь гостиной, он увидел у камина даму. Она стояла спиной к нему, но сомнений не оставалось. Фигура, наряд, кудрявая белокурая головка могли принадлежать только одной женщине — его единственной, надменной, ревнивой маленькой герцогине. Заморна прикрыл дверь так же бесшумно, как открыл, и сделал шаг вперед. Внимание Мэри было поглощено какой-то книгой. Стоя незримым за ее спиной, герцог видел, что она читает вложенный листок, на котором его собственной рукой было выведено:

Сент-Киприан! Твоя волна
По-прежнему поет,
Здесь юность выпита до дна,
Ночь приближается, темна,
Горит в закате пелена
Уединенных вод.

Прощай же! Ты меня манил
Твой берег посетить,
Опять изведать пламень жил,
Первоначальной страсти пыл,
Что холод лет не остудил,
Боль не дала забыть;
Доколь ты путь не изменил,
Тому, увы, не быть.

Под стихами стояло: «Морнингтон, 1829». Мэри почувствовала у себя на плече чью-то руку и подняла глаза. Сила притяжения возымела свое всегдашнее действие: герцогиня припала к тому, кого увидела.

— Адриан! Адриан! — только и могли вымолвить ее губы.

— Мэри, Мэри! — ответил герцог, противясь ее объятиям. — Хорошенькое дело! Как вы здесь очутились? Сбежали из дома в мое отсутствие?