Повести

— Вернется теперь наш Василий Алексеевич, и все будет хорошо, мы снова заживем, моя хорошая.

Дни проходили в радостном ожидании. Каждое утро Иришка просыпалась с надеждой, что вот сегодня, наконец-то, придет если не сам отец — ведь шла еще война, — то хоть весточка от него. Но ничего не было.

В годы оккупации Иришка только и жила надеждой, что вернется отец, и снова наступит прежняя довоенная жизнь, которую только и можно считать настоящей жизнью. Но вот уже прошло несколько месяцев после освобождения, немцев погнали дальше на запад с нашей земли, радовались люди освобождению, обновлялась жизнь, а у Иришки после первых радостей вновь пришла печаль и тревога: от отца не было никаких вестей. Тогда Иришка написала в Москву. Ответ пришел малообнадеживающий: «Василий Алексеевич Стрельченко пропал без вести». Люди, у которых Иришка спрашивала, что означает это самое «без вести», хотя и вздыхали, глядя на Иришку с сочувствием, отвечали, что без вести — это еще, возможно, и жив. Война разбросала людей, того и гляди объявится.

Такие ответы на время успокаивали девочку, оставляя еще крохотную надежду, однако радости они не приносили.

Вот только сегодня вдруг словно дохнуло вновь прежним довоенным, и не понимала Иришка, что стало тому причиной. Первый ли такой солнечный, теплый весенний день, ранняя ли гроза, хлынувшая на город, или тот паренек в тельняшке и мичманке, так напоминавший веселых матросов из команды отца, которые любили и баловали Иришку и которых любила она. Или, может быть, причиной тому — и весна, и гроза, и матросик.

«Обязательно надо сходить в Управление пароходством, — думала Иришка, — побродить по пристани, порасспрашивать об отце. Может, кто уже вернулся из тех, что воевали вместе с ним, или встретятся люди, которые слышали о нем, знают о его судьбе». От мысли, что она не будет вот так просто сидеть и ждать сложа руки, а что-то предпримет, может, встретит людей, близких отцу, Иришке стало радостно и немножко тревожно.

Первый день

Солнце только поднялось из-за Днепра, холодными вспышками отражалось в окнах домов, серебристой рябью блестело в лужицах на узких подольских тротуарах. Уже не один трамвай обгонял Сашу, а он и не думал садиться в набитый людьми вагон, хотелось пройтись пешком, испытать всю радость начала первого в жизни трудового дня.

Саша спешил в затон — сегодня должны поднимать со дна реки пароход.

У берега Днепра, захламленного трухлыми бревнами и прошлогодними высохшими водорослями, в окружении нескольких человек Саша увидел Любина. Широко улыбаясь, так что даже его короткий крючковатый нос, казалось, выпрямился, Любин взял Сашу за локоть и представил:

— Новый член команды! Самый нетерпеливый! Каждый день прибегает и спрашивает, когда же будем поднимать наш корабль. И вот дождался этого дня!

Водники протягивали Саше, как равному, руку, называли себя.

Коренастый, сутуловатый мужчина с рябым от оспы лицом, Владимир Афанасьевич Лемеж был рулевым. Боцман Валерий Божко, щуплый, верткий, с писклявым голоском, был вовсе не похож на тех боцманов, какими их представлял себе Саша. А пожилой мужчина с черной повязкой на глазу, слегка прихрамывающий, — Леонид Маркелович Чубарь, оказался механиком. Потом Саше пожал руку Василь Промыко, тот самый паренек, которого он как-то встретил в Управлении пароходством. Василь был кочегаром. Улыбнулся, подморгнув Саше, как старому знакомому. Подходили и другие, всех запомнить Саша сразу не мог. Были тут и рабочие, и водолазы, и крановщики — все, кто явился, чтобы поднимать пароход.

На месте, где пароход лежал на дне реки, стояли две баржи с лебедками и небольшими кранами, понтоны. Рядом сновал буксирный катер. Водолазы и несколько рабочих сели в лодку и отчалили к баржам.

Вскоре на берег явился капитан, о котором Саше говорил Любин. Это был высокого роста мужчина с красным, в шрамах от ожогов лицом. В отличие от своего помощника Любина капитан показался Саше суровым, движения его неторопливы, даже несколько вяловаты. Он был в длинном черном пальто, посеревшим от времени, в шапке-ушанке с крабом.

Капитан произнес тихим, словно сдавленным голосом:

— Что ж, потрудимся, хлопцы! Надо же с чего-то начинать. Война… Хоть мы и в тылу, но работаем для фронта. Как и все… Ну, за дело, ребята!

Вернулась от барж лодка. В нее сели капитан и часть команды. Саша и Василь отплыли третьим рейсом.

Для Саши в этот первый его трудовой день работы почти не было. Точно так же, как и для Василя Промыко. Они, правда, принялись было помогать опускать тросы — их уже ожидали на дне водолазы, — но это и без их помощи легко делали рабочие-лебедщики. Потом подносили бруски, бревна.