На перекуре все легли в тень под ракитник. А Иван побежал к ручью и, как был в одежде, залез в воду. Синие стрекозы взлетели с осоки. Какая-то пичужка вспорхнула и, будто проваливаясь в воздухе, вилась над Иваном, кричала.
— Ничего, не трону, не бойся, — сказал ей Иван. — Вот немного шкилет размочу, чтобы не хрустел, а так все в порядке.
Вечером, вернувшись с работы, Иван не сел к столу, а лег на кровать в сенях. Там было попрохладнее.
— Попей молока хоть, — предложила Наталья.
— Не хочу.
— Гонишься за всеми, а где ж тебе…
— Не зуди.
«Есть ли бог али нет? — рассуждал Иван. — Если есть, так зачем меня так мучает? Зачем такое мученье? Помру, так прямо в рай, прямым путем. Поведут меня в белой рубахе… Закурить, что ли? До рая еще вроде далеко! Эх!»
Покурив, Иван поднялся, взял копейку и, ничего не сказав Наталье, пошел в Полозово.
Шел и матюгался. Клял все на свете. Но особенно Миньку Салина. Продажную шкуру. Потому как устал Иван и едва тащил ноги. А ведь вот надо, приходится идти. А дорога плохая, песчаная. Ноги вязли, не вытянуть. Ох господи! Посидишь, покуришь вот, так вроде бы и легче.
В Полозово Иван пришел, когда уже начинало смеркаться. Салин сидел у окна.
— Ага, явился! — сказал он, увидев Ивана. — Опоздал.
— Как опоздал? Солнце еще не зашло.
— Зашло!
— Да нет еще! Вон, край видно!
— Проверим, — сказал Салин, медленно поднялся и вышел на крыльцо. Он был чуть под хмельком. Ясно было, что он сразу же хотел уличить Ивана в обмане, позабавиться. Но нет, не вышло!
— Вон оно! — сказал Ребров, сунул руку в карман, но… там было пусто. Копейки не было, а на самом дне кармана была маленькая прорешка.
— Ядрена Феня! — воскликнул Иван и на всякий случай пошарил в другом кармане.
— Потерял, — сказал Иван.
— Что?
— А потерял.
— Ты и не брал! — усмехнулся Салин. — Баламутишь! В кошки-мышки решил играть, да? Ну что ж, давай поиграем! Давай!..
Избитого Ивана втолкнули в тот же амбар, где он сидел прежде. Иван грохнулся на деревянный настил, слышал, как снаружи гремели замком. Потом стихло.
— Ах ты раззява! — выругал Иван сам себя, ощупав бока. — Ну что ж ты, голова телячья! Так тебе!..
— Ты что так ругаешься, батя? — сказал вдруг кто-то из темноты.
Иван притих и спросил удивленно:
— А кто тут?
— Есть кое-кто.
Иван наклонился в угол, где сидел человек:
— Кто ты?
— Я? А вот давай руку, пощупай.
Иван протянул руку и нащупал стриженую голову.
— Солдат?
— Солдат, так точно.
— Как же ты, браток?
— А вот так. Все из-за этого… что ты щупал.
— Как так?
— А очень просто. Ты как угадал, что я солдат?
— Так ведь ты… Голова у тебя… стриженая.
— Вот так и они определили. Ранен я… в ногу. Лежал тут в одном месте. Немного подсохло, пошел. Хотел к своим добраться. Барахлишко кое-какое добыл, переоделся, уздечку взял и иду, будто лошадь разыскиваю. Ловко придумал, верно? Фига с маслом! Встретили, говорят, кепку сними. Вот и отпрыгал.
— Выкарабкаемся.
Иван стал шарить но половицам, ощупал нижние бревна в стене.
— Напрасно. Я уже все проверял, — сказал солдат, но Иван все-таки все осмотрел.
— Вылезем как-нибудь.
— Я днем смотрел, ничего не нашел.
Иван посидел молча в углу, но не успокоился.
— Может, потолок разберем, — сказал он.
— Как его разберешь! По стене не залезешь.
— Нет, не залезть… Садись на меня.
— Как?
— Становись на плечи.
— Выдержишь?
— Выдержу.
— А ногу я совсем себе не покалечу?
— Ты помаленьку. Ну, давай попробуем.
Солдат не решался. Иван уперся руками в стену, подставив солдату костлявую спину.
— Давай.
Солдат вскарабкался на Ивана. Тяжеленный был, как трактор.
— Держишь? — шепотом спросил Ивана.
— Держу.
— Выдержишь?
— Замолчи ты!..
— Ну, держи давай.
Солдат покачнулся, ноги его соскользнули, и он грохнулся на Ивана, сбил его.
— Жив? Батя, жив?
— Жив, — ответил Иван.
— Ничего нам не сделать. Не удержаться мне.
Иван лег возле стены. Действительно, ничего не выйдет.
Он лежал и думал о том, что если побили его и не отпустили домой, а бросили в амбар, то, значит, плохо его, Ивана, дело. Если не выпускают, значит — каюк! А, все равно ведь когда-то умирать! Когда-то придет срок. Раньше, позже ли, а придется! Неохота, конечно. А на фронте кому охота погибать? Нет таких, но погибают. Только зачем же вот так, сразу? Для чего?
К утру Иван забылся в тревожном полусне. Очнувшись, он услышал музыку. В доме заводили патефон. Иван прислушался.
— Слышишь? — спросил он солдата.
— Слышу. Забавляются, мерзавцы.
Веселая была песня. Но сейчас так грустно стало Ивану. И вроде бы подсказывала она ему, что надо прощаться с миром, пришла пора.
Немного позже за Иваном и солдатом пришли, вывели из амбара. От яркого солнца у Ивана щурились глаза.
— Обоих везти? — подталкивая Ивана в спину, спросил у кого-то конопатый.
— Обоих бери, — ответили ему из сеней.
— А может, одного оставить?
— Да вези обоих.