Повести

«Правда, насчет белых шаров я ошибся. Какие же это мины, если они оказались в подводном доме Васильева? — чувствуя некоторую неловкость, размышлял Синицкий. — А я ко всем приставал, допытывался… Ясно, что эти шары нужны для опытов. Их почему-то не показали, хотя Нури водил меня всюду… Подводный дом! Кто бы мог подумать, что он существует… Некоторым любителям заграничных «новинок» иной раз кажется, что, например, стальной жилой дом с ванной и газом, который можно перевозить с места на место, нарисованный в красках на обложке иностранного журнала, — чудо техники… А что бы они сказали, если бы вдруг узнали о том, что дом, созданный советскими инженерами, начал свое путешествие не по земле, а по морскому дну?… Сколько еще чудес делается в наших институтах!… Захватывает дыхание… — думал Синицкий. — И какое счастье, что я могу присутствовать на испытаниях одного из этих необыкновенных изобретений! Как я благодарен за это доверие!»

Глава двенадцатая ПАДАЮЩАЯ БАШНЯ

Ночь опустилась над морем, такая же глубокая и темная, как под водой, где сейчас путешествует танк инженера Васильева. Не видно огней на горизонте: их закрывают высокие, как горы, волны. В воздухе соленые брызги и сплошная водяная пыль…

Опытная вышка Гасанова дальше всех ушла в море. Она одинока. В такую погоду даже солидные и надежные, видавшие виды теплоходы предпочитали отстаиваться в портах.

После того как Мариам сообщила Гасанову дополнительные расчеты прочности нового стометрового основания, он решил все проверить сам. Взял у нее тетрадь с записями, вытащил из кармана счетную линейку и, сжав губы, начал пересчитывать числовые значения, показавшиеся ему недостаточно точными.

Мариам стояла около стола в ожидании и прислушивалась к ударам волн в тонкую стенку дощатого домика. Лампочка все сильнее и сильнее раскачивалась под потолком, дрожали стекла в маленьком оконце. Сквозь щели в раме сочилась вода и тонкой струйкой стекала на стол, на тетрадь с записями.

Гасанов этого не замечал. Он часто откидывал непослушные волосы с мокрого лба, задумывался на мгновение, и вновь в его нетерпеливых пальцах скользил движок линейки…

Каждый жест, каждая фраза инженера, сосредоточенное и в то же время недовольное выражение его лица, когда он оценивал чертеж своей новой конструкции, глубокие складки между бровями, сжатые тонкие губы — все это было очень хорошо знакомо Мариам.

В институте многие считали, что с Гасановым работать очень трудно. Его строгая требовательность подчас расценивалась, как придирчивость. Чертежницы из группы Гасанова испытывали неподдельный страх, когда инженер, заметив небрежность или ошибку в чертеже, вдруг краснел от гнева и при всех резко отчитывал провинившуюся.

Мариам вспомнила день, когда еще пятилетней девочкой она встретила Ибрагима у себя во дворе… Этот горячий и вспыльчивый мальчуган подчинил своей воле всех соседских ребят. Они ходили за Ибрагимом по пятам, так как только он мог выдумывать самые необыкновенные затеи. Это он сделал качели, перекинув тонкую трубу через высокий каменный забор, — так он испытывал крепость нервов и смелость своих товарищей. Ибрагим же выдумал и головокружительное катанье с окрестных гор не на санках, а на самодельных колясках. Что поделаешь, снега в Баку почти не бывает!…

Маленькому Ибрагиму не раз доставалось от родителей за подобные дела, но он не унывал, придумывал все новые и новые затеи… С годами все это постепенно проходило, но и потом, в школе, даже в старших классах, неугомонный изобретатель нет-нет, да и придумает какую-нибудь занятную штуку, вроде перепончатых плавников. Ибрагим пытался практически доказать, что если надеть на руки и на ноги специальные плавники с перепонками, как у лягушек, то можно очень быстро плавать. Он их сам сделал из алюминиевых трубок и резины от велосипедной камеры.

Потом учеба в институте, работа в комсомоле, увлечение изобретательством, большая конструкторская и организаторская работа… Обычное начало биографии передового советского инженера.

Мариам помнила первую встречу Гасанова с ее старшей подругой, Саидой. Тогда они вместе работали и общей исследовательской группе. Многого сейчас не могла понять Мариам. «Что же случилось с Саидой?» искренне, с болью в сердце за своих друзей спрашивала она себя и не находила ответа. Неужели Саида настолько увлечена работами Васильева, что больше ничего не видит? Мариам казалось, что такое чрезмерное увлечение вызывает у Ибрагима недовольство, вполне естественное в его положении. Он ждет от нее усовершенствованных приборов, которые очень нужны. Саида ему совсем не помогает. Правда, вся автоматика на опытной вышке Гасанова была поставлена Саидой. Но это она сделала еще до своей командировки. Мариам помнила, как дружно тогда они работали. «Нет, так нельзя! — думала она. — Сейчас, как никогда. Саида должна поддержать Ибрагима. Неужели она этого не чувствует?»

Холодом и влагой пахнуло от двери. В комнату заглянул Григорян:

— Такого шторма никогда не видал! Надо лодки готовить, пояса надевать.