Повесть сердца

Еще благополучнее сложилась судьба бабушкиной дочери. В положенный срок она закончила с серебряной медалью школу, поступила в педагогический институт, на третьем курсе отправилась поднимать целину почти в ту же самую местность, где находилась во время эвакуации, и по той самой дороге, по которой так трагически ехали они все вместе десятью годами раньше. На целине двадцатилетняя студентка познакомилась с командиром студенческого отряда, вышла за него замуж и родила двоих детей, воспитывать которых досталось бабушке, ибо у ее дочери на первом месте всегда была работа в школе, да и бабушке она, пожалуй, доверяла даже больше чем себе.

Из 16-метровой комнаты, где одно время вместе жили сразу три молодых семьи: в одном углу Николай с женой и ребенком, в другом — моя матушка с отцом и маленькой дочкой, в третьем сама бабушка, а на балконе в палатке — походник Борис со своей суженной Татьяной, дети постепенно разъехались, обзавелись своими квартирами, и отныне бабушка за них не отвечала. Она дала им все что могла — жизнь, здоровье, образование, профессию, судьбу — дала им себя, а уж как они сумели этим богатством распорядиться, было не в ее власти. Отец же их меж тем жил своей жизнью, которая с бабушкиной продолжала пересекаться и возмущать ее и без того неспокойный дух.

8

Среди многочисленных стихов Марии Анемподистовны, посвященных мужу, самое знаменитое было вот это.

Сед дед Мясоед
Натворил он много бед.
Вдруг затеял он жениться,
У внучат пришел спроситься:
Посоветуйте, друзья,
С кем счастливей буду я.
Много у меня домов,
Как у зайца теремов,
Где всегда зовут и любят,
Приласкают, приголубят.
Здесь покормят повкусней,
Там целуют горячей.
Не могу я сам решить,
Где мне голову склонить.

Она зачитывала эти стихи на устраиваемых ею застольях с пирожками, домашними наливками, салатами, студнем и заливным — всем тем, что она научилась готовить к своим пятидесяти годам, и, глядя на это изобилие, трудно было поверить, что сильная, уверенная в себе женщина, хозяйка, мастерица когда-то не знала иных из женских ремесел. Теперь она умела, кажется, все на свете, швейная машинка сделалась ее главным инструментом, она обшивала всю родню, нянчила внуков — самое первое воспоминание всей моей жизни, как бабушка носит меня на руках, и единственное искусство, которому она не обучилась, было вязание на спицах, да и то потому, что оно плохо вязалось с ее деятельным характером. Но главное достоинство и предназначение моей бабы Маши, моей Марии гранд-мер было не в том, чтобы готовить, шить, стирать, гладить и печатать, главное — она умела разбираться в людях как никто. Она давала житейские советы, устраивала чужие дела, устраняла конфликты и умиряла чужие страсти, к ней шли, тянулись, ей доверяли, ее слушались, ей подчинялись — она выстрадала это, даже не право свое, а скорее поручение, своего рода послушание. Бабушка никогда не заносилась, не относилась ни к кому свысока, но принимала свою долю с осознанием собственного достоинства, в ней, лишенной, а точнее отрекшейся от дара веры, присутствовал — я не умею этого объяснить — дар взыскующей, терпеливой любви, и в характере ее было что-то от властной игуменьи в миру. По желанию сыновей в последние перед пенсией годы она работала уже не так много и на пенсию вышла рано, отчего пенсия была невелика, но Борис с Николаем каждый месяц ей доплачивали по десятке новыми деньгами, однако никогда ее нельзя было увидеть среди старушек на лавочке во дворе. Ей было не до сплетен и пересудов. Письма из других городов приходили к ней, к телефону чаще всего звали ее, гости в нашем доме не переводились. Среди них бывал и дед, к которому теперь она относилась скорее иронически, и все же… все же, что ни говори, но именно он оставался главным событием ее жизни и был причиной того положения, которое она в глазах окружающих занимала.

Впрочем советов как жить спрашивали и у деда. Молодая родственница обратилась к нему с вопросом, как проверить чувства своего избранника.

— Попроси у него взаймы пять тысяч. Если даст — значит, любит, — ответствовал Алексей Николаевич нимало не шутя.

Женщина так и сделала. Больше своего ухажера она не видала.

Бабушка же, не считая денег от сыновей, получала пенсию в двадцать семь, а потом в сорок рублей, с которой всегда покупала шестерым внукам подарки и деньги у нее катастрофически не задерживались.