Поначалу Паллас и сам не был достаточно уверен в своем решении. Вдруг заупрямился.
Советник Тауберт пожевал бескровными губами — напомнил Палласу земляного червя, отнесенного не к тому классу.
— Господин советник, у вас есть ученики?
— Под моим надзором университет, гимназия, — вспылил Тауберт.
— А один ученик — всего один, — вами выпестованный?
— Это досужий вопрос.
Разговор шел на немецком языке. Казалось бы, говорили два человека, которые должны хорошо понимать друг друга — не поняли.
Тауберт напыжился, махнул рукой.
Паллас самого Линнея переспорил — этому ли советнику тягаться?
— Дядь Ксень, дядя Ксень! — Вася стоял в дверях «алхимической» комнатенки Шумского, сиял всеми выступившими на лице веснушками, глазами.
— Ну? — повернулся к крестнику Шумский, перепачканный с ног до головы каким-то белым составом.
— В экспедицию зачислен! В Сибирь с тобой иду…
Ксенофонт Шумский вытер руки о фартук.
— Ну, крестник, удружил. Ныне у нас что? Четырнадцатый апрель — день Мартына, лисогона. Лиса кочует, перебирается в новую нору. Выходит, и мы с тобой в кочевье пойдем.
Разве такая новость в тайне пребудет? Скоро вся гимназия знала: четвертого, «верхнего», класса ученик Зуев выбран иноземцем Палласом в путешественный отряд. С полным коштом, полноправным членом. Такого еще не бывало за всю историю гимназии.
На этаж к гимназеям ввалилась шумная компания студентов университета.
— Который тут Зуев?
Студенты отступили, дабы пристальнее разглядеть сие явление.
А явление самое смехотворное, веснушчатое, худенькое, несколько даже растерянное.
Высоколобый детина расшаркался перед мальчиком, легонько откинув полу кафтана:
— Ве-уз?
— Это по-каковски? — спрашивает Вася.
— Месье, — удивляется высоколобый. — Молвят, знаете премного языков. А это, между прочим, по-таковски.
Глядят как на зародыша в кунсткамере.
Ве-уз? Ве-уз? Что бы это значило? Ах, вот что! Фамилию перевернули.
— Тебя в Палласову команду взяли?
— Ну, меня. А что?
— Ах, ах, — причитает детина. — Такой пассаж. Тебя, что же, герр Паллас в торбу закинет?
Во дурачье!
— Знаешь, кто ты есть? — вспыливает Вася. — Ка-руд.
Вася животом ложится на гладкие лестничные перила и скатывается вниз, прямо к подъезду. Теперь — во двор, за сарай… Хохочет. Пусть детина знает, кто он есть. По-таковски!
Накануне отъезда Мишенька Головин подарил товарищу шерстяные носки, Фридрих Рихман резную шкатулку — записи складывать. Коля Крашенинников сунул отцовскую книжку.
— С дороги письма станешь писать?
— А то нет.
— Да гекзаметром, гекзаметром, — умоляет Коля Крашенинников. — В сибирские страны отпра-авился Зуев Васи-и-лий, сын голоштанный со-олдатский, в обе-е-д само-оедов…
Прервал лицедейский плач.
— Послушай, как самоеды-то начнут жрать, распорядись, чтобы варежки и носки обратно прислали. В кунсткамере выставим. — И скорчил рожу. — На кого ты нас, Васенька, покинул. Из гимназии ушел в края безвестные. Румовский проглядит звезду полнощную, «мадама» в монастырь уйдет из гимназии, а товарищи твои осиротевшие…
В покои мимоходом заглянул учитель русского языка адъюнкт Мокеев, длинный, как гекзаметр, поставленный стоймя.
— К славе идешь, школяр! — И не удержался от Кантемирова стиха: — «Ведут к ней пути многи, на которых смелые не запнутся ноги».
ЗЕМЛЕПРОХОДЕЦ
Глава, в которой выясняется, что герой повести обладает некоторыми полезными знаниями и в результате попадает в плен
По ухабистым, душу выматывающим российским трактам обоз тянулся вперевалку, враскачку, основательно вымеряя каждую бесприютную версту.
Когда головная карета, а за нею несколько кибиток и фур, покрытых парусиной, вкатывали на подворье, ямщики, служилые люди не скрывали любопытства:
— Не то цыганский табор, не то на турка войной!
— Какой на турка! Турок, вон он где! Феатр для представления сцен.
— А может, вербовать новобранцев?
— Не землемеры ли?
Пока Паллас предъявлял смотрителю подорожные, Вальтер и Соколов хлопотали о ночлеге, ямщики подманывали Зуева.
— Эй, малый, кто таковы?
— Научный отряд.
— Далече?
— А в самую Сибирь. Для изыскания идем.
— Изыскивать-то кого? Беглых?
— Достопамятности.
— Редкая птица, видать, их сиятельство. А ты по какой нужде?
— Да сбоку припека!
— Грозный начальник-то?
— Ох, грозен…
— А старик с бородищей?
— Чучела из зверей да птиц делает.
— А те оба-два со шпагами?
— Те? О-у-у-у, — пугает Вася ямщиков. — Кто не по ним — голову с плеч. Чик-чирик.
Вася хватает палку, врубается в заросли крапивы, молотит налево-направо, гикая, сердито урча, показывая, как расправляются мушкетеры с теми, кто излишне любопытен.
Служивый с разбойной мордой, с нестриженными патлами прикрикивает:
— Язык-то тебе шпагой бы окоротить. Чик-чирик, чик-чири-и-ик.
— Но, но! — принимает гордую осанку Зуев. — Поговори мне, патлатый.
— Фьють! — пугает мальца патлатый. — Чижик. Портки-то держи, чтоб не соскочили.