Повесть о золотой рыбке

Дядя Вася ушел к себе, надвинув на лоб зеленую потертую шляпу, а Сашка закрыл за ним дверь, сел на кровать и задумался.

С улицы в раскрытую форточку доносился радостный визг детишек — видно, лепили снежную бабу. Не успеешь оглянуться, и — весна, в прудах «пыль» появится, циклопы, дафнии... Работы будет — невпроворот, самое время рыбок на нерест отсаживать. А о них и думать тошно. Какой смысл возиться, если все равно деньги к дяде Васе уплывут... Ну и человек... Не поймешь, то ли выручил, то ли обобрал... Шутка сказать — с теми, что сейчас оставил, сто семьдесят семь рублей долгу. Это же сколько рыбок, сколько водорослей нужно продать, чтоб их выручить...

«Правильный мужик»,— вспомнил Сашка слова Кожара, и зябко ему стало — торопливо захлопнул форточку.— Что ж это за «правильный»?! Жила, скупердяй, а каким добреньким прикидывается... Хотя кто его поймет: денег все-таки занял, не просил ведь я у него, сам предложил, знает, что мне к матери завтра идти, надо купить что-нибудь... Темный он все-таки какой-то, липкий... Слушаешь его — и вроде тебя паутиной опутывает, начни барахтаться — еще глубже завязнешь... Живородок, говорит, разводи... Нет, на меченосцах да на пецилиях я с ним и за год не рассчитаюсь! — Сашка зло прикусил губу.— Скалярий надо на нерест отсадить пары три, подрастить мальков как следует, чтоб можно было по рублю за штучку взять. А главное — неонов попробовать развести. Удалось бы с неонами, в два счета из кабалы выбрался бы. Хорошо еще, что дядя Вася моих неонов не тронул...»

У Сашки было три пары неоновых рыбок. Подарил их мальчику дядя Сережа, тот самый летчик, что когда-то у них квартировал. Узнал про Сашкино увлечение и однажды привез из Москвы в большой трехлитровой банке.

О красоте неонов среди аквариумистов ходили легенды, кроме Сашки в городе их имели всего два-три любителя, дядя Вася и Анна Михайловна. Одна была беда: никому из них не удалось вырастить от неоновых рыбок мальков.

«Ну что ж, значит, я буду первым»,— упрямо решил Сашка.

Впервые он прочел о неоновых рыбках в книге известного московского аквариумиста Федора Михайловича Полканова. Там рассказывалось, как еще в 1935 году один француз, по фамилии Рабо, отправился в Южную Америку охотиться на крокодилов. В ту пору кожа крокодилов очень ценилась, из нее делали модные дамские сумки, пояса, чемоданы, шляпки...

Рабо мечтал настрелять столько крокодилов, чтоб сразу разбогатеть. Но предприимчивому французу не везло. Слишком много охотников, как и Рабо, мечтавших о золоте, бродило у Амазонки и ее притоков. Они беспощадно истребляли крокодилов, и когда Рабо появился в этих местах, он понял, что на удачливую охоту надеяться трудно.

Долго бродил Рабо по джунглям в поисках «страны непуганых крокодилов». Чтобы не помереть с голода, он ловил тропических бабочек и продавал их европейским коллекционерам. В непроходимых чащобах его подстерегали дикие звери и ядовитые змеи, но он был смелым человеком, и из самых опасных переделок выходил невредимым.

Однажды Рабо забрел на маленькую речку Укаяли. Здесь с ним случилась беда. Не кровожадные ягуары, не страшные змеи анаконды — гроза Амазонки — чуть не погубили отважного искателя страны «непуганых крокодилов», а крошечный малярийный комар. Жестокий приступ тропической лихорадки свалил одинокого француза в безбрежных джунглях.

Рабо лежал под огромным мангровым деревом, облизывал потрескавшиеся пересохшие губы и с отчаянием думал о том, что никогда не вернется на родину, что все его мечты о богатстве оказались призрачными, как туман, который стелется над неширокой извилистой Укаяли.

Но Рабо повезло. Обессиленного, умирающего, его подобрали индейцы. Они не знали, кто этот белый — друг или враг, не знали, зачем он забрел в джунгли; они просто видели, что человек умирает, и пришли ему на помощь.

Несколько недель Рабо метался в жару между жизнью и смертью. Заботливые индейцы поили его отваром целебных трав и выходили.

День своего выздоровления неудачливый охотник на крокодилов запомнил на всю жизнь. В хижине, где он лежал, царил полумрак. Невесомая пыль мерно колебалась в редких лучах солнца, сочившихся сквозь невидимые щели. Вдруг послышались чьи-то легкие шаги, и вошла пожилая женщина. Она негромко произнесла какую-то фразу, поставила перед больным глиняный кувшин с водой и вышла.

Рабо хотелось пить. Он дотянулся до кувшина, наклонил его и... вдруг почувствовал себя здоровым и полным сил: он увидел в воде призрак несметных сокровищ, о которых мечтал всю жизнь.

В кувшине плавала крохотная рыбешка. Она сияла, как, наверное, не сияет ни один драгоценный камень в мире. Это сияние излучала широкая сине-зеленая полоска на боках рыбки, особенно заметная в полумраке хижины. Полоска тянулась через глаз до хвоста рыбки, а под ней горела другая, вишнево-красная полоска, похожая на язычок пламени. Спинной плавничок окаймляла молочно-белая линия, нижние были прозрачными, как тончайший хрусталь.

Подлечившись, Рабо отправился в Европу. С собой он захватил несколько сот неонов.