Повесть о великом инженере

Перелистывая свежий номер журнала «Техника, промышленность и строительство», Владимир Григорьевич находит там статью профессора Н. В. Ивановского, который пространно доказывает, что мы «не в состоянии осуществить самостоятельно неотложную и насущную задачу восстановления нашего железнодорожного транспорта. Единственным средством разрешения этой задачи представляется привлечение иностранцев, могущих дать и капиталы, и материалы… и квалифицированный рабочий персонал».

Какая чудовищная нелепость - мечтать о том, что восстановление транспорта будет отдано на откуп западным железнодорожным магнатам или что хозяином государственных радиотехнических заводов снова станет фирма «Маркони»! Допустить, чтобы финансовые и промышленные тузы могли сбывать нам устаревшее оборудование, чтобы львиная часть национального дохода оседала в их сейфах! Неужели можно всерьез надеяться, что народ уступит свои завоевания в обмен на иностранные товары и валюту?

В докладе «О международном и внутреннем положении» на заседании коммунистической фракции Всероссийского съезда металлистов 6 марта 1922 года В. И. Ленин твердо заявляет, что мы не боимся угроз европейских капиталистов поставить Россию на Генуэзской конференции в положение испытуемой: «Если господа капиталисты думают, что можно еще тянуть и чем дальше, тем больше будет уступок, повторяю, им нужно сказать: «Довольно, завтра вы не получите ничего!»

«Весь монтаж необходимо было выполнить к открытию Генуэзской конференции, так как на Шаболовской станции лежала связь с Италией,- читаем мы в отчете о работе отдела радиосооружений Наркомпочтеля.- О потребности в радиостанции для Генуэзской конференции свидетельствует возросший обмен с Италией, который достигает в среднем трех тысяч слов в сутки». Вот в какую пору начинает свою «действительную службу» шуховская радиобашня. В древности антенной называли ту рею на корабельной мачте, где постоянно дежурил впередсмотрящий. Антенна на Шаболовской башне тоже открывала взору грядущее, эпоху, о приходе которой возвестил победоносный Октябрь.

Какие страсти кипели в свое время среди парижан вокруг башни Эйфеля! Пятьдесят представителей искусства подписали протест против этого сооружения, которое Мопассан назвал «тощей пирамидой железных лестниц, гигантским уродливым скелетом». Но шли годы. Поэты начали слагать о башне стихи. Художники и архитекторы находили в ней великолепную стройность. Время сделало творение Эйфеля эмблемой французской столицы.

Гиперболоидная башня Шухова не вызывала подобных споров. У ее подножия не ломали копья приверженцы классики и поклонники технических новаций. Москва начала двадцатых годов единодушно называет инженерное творчество Шухова достойным революционной эпохи.

Стальное кружево Шухова пленяет современников, становится для них воплощением смелости человеческой мысли. Реальные очертания его башни мы угадываем в романе Алексея Толстого «Гиперболоид инженера Гарина». Напомним, что роман написан в 1925-1926 годах, через три года после того как были закончены строительные работы на Шаболовке. Писателя, видимо, привлекло необычно и даже несколько загадочно звучавшее слово «гиперболоид». Листаем страницы романа и убеждаемся, что в памяти автора не раз воскресали образы шуховских строений.

«На баке и на юте,- читаем мы,- установлены две решетчатые башни с круглыми, как котлы, камерами на верхних площадках». Да ведь точно так выглядят гипер-болоидные водонапорные башни Шухова, построенные во многих городах и на железнодорожных станциях!

Или: «…на скале возвышалась на сто пятьдесят метров, как маяк, решетчатая башня». Здесь воспроизводится не только силуэт, но и размеры шаболовской радиобашни, высота которой покоряла воображение современников.

«Гиперболоид инженера Гарина» - книга, сразу полюбившаяся читателям. Видимо, под ее влиянием многие появившиеся позднее очерки и статьи о Шаболовской башне носят заголовок «Гиперболоид инженера Шухова». Отвлеченный геометрический образ, впервые воплощенный Шуховым в жизнь, уходит в литературу с тем, чтобы снова вернуться к шуховской конструкции. Получается, что сетчатая башня живет как бы в отраженном свете романа. Впрочем, самого Шухова все это, надо полагать, мало волновало.

Самая большая гиперболоидная башня Шухова, построенная до революции,- это Аджигольский маяк под Херсоном. Башня на Шаболовке тоже высится как маяк, посылающий радиосигналы в дали воздушного океана. Силуэт шуховской башни становится эмблемой советского радиовещания, воспроизводится на нагрудных знаках радиолюбителей, на обложках радиотехнических изданий. В последующей биографии этого сооружения отчетливо прослеживается и вся история советского радио - новой отрасли техники, шагающей вперед семимильными шагами.