Повесть о царе Удаяне

Вскоре прибыл к нему и посол от Чандамахасены. Когда его привели, он приветствовал царя, как положено, и сказал: «Божественный, царь Чандамахасена, знаток истины, получил весть о твоих делах. Он обрадован и передает тебе следующее: «О твоем величии достаточно говорит одно то, что Яугандхараяна — твой министр. Что к этому можно добавить! Благословенна Васавадатта! То, что она сделала ради твоего блага, позволяет нам отныне высоко нести свою голову даже среди добродетельных людей. Падмавати же я не хочу отделять от Васава-датты, потому что у них обеих — одно сердце. Итак, быстрей завершайте свое дело».

Когда владыка ватсов выслушал речь посла своего тестя, радость в его сердце усилилась и еще больше окрепла любовь к царицам и узы доверия к лучшему из министров. Вместе с царицами он оказал послу должное гостеприимство и отпустил его довольным. А затем, охваченный нетерпением, поскорее стремясь приступить к исполнению своих замыслов, царь посовещался с министрами и принял решение возвратиться в Каушамби.

Вот третья волна книги «Лаванака» в «Океане сказаний» великого поэта Сомадевы.

Волна четвертая

На следующий день царь ватсов вместе со своими министрами и женами отправился из Лаванаки в Каушамби.

Когда его войско, блистая, двинулось в путь, оно наполнило шумом всю окрестность, подобно водам океана, заливающим берег в час прилива. Царь сидел на громадном слоне, шествующем по дороге, и казался солнцем, которое движется по небу вместе с Восточной горой[389]. Белый зонт над царем дарил прохладную тень, словно его опекала луна, довольная тем, что он затмил собою свет солнца. На царе ярко сверкали одежды, и его, возвышавшегося над всеми, окружали вассалы, как Полярную звезду[390] окружают планеты. А сзади сияли, словно воплощенные Шри и Бху[391], из любви к царю присоединившиеся к его свите, обе царицы, восседавшие на слонихах. Казалось, блаженствует даже земля, по которой проходили царь и его войско, и следы от острых копыт сотен скачущих лошадей для нее что царапины от ногтей во время любовного наслаждения.

Так продвигался вперед под хвалебные гимны поэтов владыка ватсов, и через несколько дней прибыл он в Каушамби, где воцарилось торжество. Столица сияла, словно супруга, встречающая мужа[392] после долгой разлуки: полотнища красных флагов были ее одеждой, круглые окна домов казались широко раскрытыми глазами, высокие кувшины с вином, выставленные за ворота, напоминали круглые груди, радостный гул толпы — любовный лепет, а блеск дворцов — улыбку.

В сопровождении обеих цариц царь вошел в город, и зрелище это стало праздником для жен горожан. Сотни лиц краса-риц, вышедших на крыши разукрашенных домов, заслонили собою небо, словно воины луны, побежденные красотой цариц, явились воздать им почести. Те из женщин, которые, не отрывая взоров от процессии, толпились у окон, казались апсарами, съехавшимися сюда из любопытства на своих небесных колесницах. Иные, которые своими глазами, украшенными длинными ресницами, прильнули к решеткам окон, как будто бы наполняли собою клетку, составленную из стрел Бога любви[393]. У одной из женщин от страстного нетерпения посмотреть на царя глаза расширились так, что дошли чуть ли не до ушей, словно желая им рассказать о том, что они не могли видеть. Другая, стремительно подбежав, так часто и глубоко дышала, что, казалось, ее груди, пытаясь рассмотреть царя, хотели вырваться из лифа. А у третьей от поспешности разорвалось ожерелье и рассыпались бусины, будто капли радостных слез, вылившиеся из ее сердца.

«Если бы огонь в Лаванаке смог причинить ей вред, то и солнце тогда могло бы обрушить на землю слепой мрак», — с притворной тревогой восклицали некоторые женщины, глядя на Васавадатту и вспоминая молву о том, что она сгорела. «Как я рада, что царице нечего стыдиться первой жены царя; ведь она во всем ей равна», — шепнула одна подружка другой, любуясь Падмавати. «Поистине, Хара и Мурари не видели красоты этих двух цариц, иначе нечего было бы им так чваниться Умой и Шри»[394],— говорили друг другу еще две девушки, бросая, словно гирлянды голубых лотосов, восторженные взгляды на Васавадатту и Падмавати.

Так, доставляя радость глазам своих подданных, владыка ватсов вместе с царицами при счастливых предзнаменованиях вступил во дворец. И красота дворца в этот миг была подобна красоте озера на рассвете или красоте океана во время восхода луны.

Вскоре весь дворец был заполнен подарками вассалов, ищущих царской благосклонности; подарки эти, казалось, предвещали те дары, которые Удаяне суждено будет получить от царей со всего света. Поблагодарив своих вассалов, владыка ватсов с большой торжественностью вошел во внутренние покои дворца, как до этого он вошел в сердце каждого своего подданного.

И, сидя между двумя царицами, словно Смара между Рати и Прити[395], царь провел остаток этого дня за вином и прочими увеселениями.