Смиловался царь и сказал Ашокадатте, своему приближенному: «Вели, почтенный, чтобы кто-нибудь дал ему воды». — «Кто же пойдет туда сейчас, во тьме ночной? Я сам схожу», — с этими словами взял Ашокадатта воды и пошел на голос. Царь тем временем продолжил путь к себе во дворец, а мужественный Ашокадатта в кромешной тьме ступил на кладбище. И было оно подобно царству черной ночи: лишь кое-где мерцали огоньки догоравших погребальных костров, повсюду валялись расхищенные шакалами куски мяса, похожие на остатки жертвоприношений, и раздавались хлопки ладоней ветал[644], мчавшихся в ужасной пляске. Громко крикнул Ашокадатта: «Кто просил у повелителя воды?» И откуда-то донесся до него ответ: «Это я просил». Пошел он на голос к ближайшему костру и увидел там какого-то человека, посаженного на кол, а у подножия кола — женщину необычайной красоты, совершенную телом и украшенную драгоценностями, подобную последней ночи темной половины месяца, которая готова взойти на погребальный костер, ибо лунный сери, ее повелитель, исчез с небес. «Кто ты, женщина, и почему льешь здесь слезы?» — обратился к ней Ашокадатта, и она отвечала ему: «Я — жена этого несчастного, посаженного на кол, и сижу я здесь для того, чтобы взойти вслед за ним на погребальный костер. Вот уже третий день, как я жду здесь, когда мой супруг расстанется с жизнью. Все время просит он воды и принесла я ему, но не могу, друг, достать до его лица!» Сказал ей на это мужественный Ашокадатта: «Послал царь меня за водой, и вот принес я ее. Стань мне на спину и поднеси воду к его рту. Ведь одно только прикосновение к чужому мужчине не осквернит женщину, если она в беде». Согласилась она на это, взяла воду и, после того как Ашокадатта согнулся у основания кола, стала обеими ногами ему на спину. Вдруг почувствовал Ашокадатта, как на его спину и на землю падают капли крови, и когда он поднял глаза, то увидел, что женщина отрезает ножом у несчастного, посаженного на кол, куски мяса и пожирает их. Поняв, что это не женщина, а оборотень, в гневе свалил он ее на землю и, пытаясь поймать, схватил за ногу, украшенную звенящими браслетами. Она же с силой выдернула ногу и с помощью своей магии мгновенно взвилась в небо и исчезла, как будто ее и не было. А у Ашокадатты в руках остался браслет, усыпанный камнями, сорванный с ее ноги. Смотрел он на него и вспоминал, какой прекрасной она показалась сначала и какой отвратительной оказалась в конце. Таково всегда общение с дурными людьми. Охватили Ашокадатту и изумление, и сожаление, и радость избавления. Затем пошел он с кладбища домой и унес с собой тот браслет, а поутру, совершив омовение, вошел в покои царя.
«Дал ли ты воды посаженному на кол?» — спросил его царь. Ашокадатта ответил, что дал, и показал царю браслет. «Откуда он у тебя?» — воскликнул с удивлением царь, и тогда рассказал ему герой о своем ночном приключении, ужасном и необычайном. Убедившись в его несравненном мужестве, которого лишены другие люди, возрадовался царь, хотя и без того знал о высоких добродетелях Ашокадатты. Взял царь браслет, пошел к царице, отдал ей браслет и рассказал, радостный, историю о том, как была добыта эта драгоценность. Осмотрев браслет со всех сторон и оценив его по достоинству, обрадовалась царица и похвалила Ашокадатту.
Сказал тогда царь царице: «По происхождению и знаниям, по правдивости и красоте нет Ашокадатте равного, и думаю я, что было бы хорошо, если бы он стал мужем нашей дочери Маданалекхи. Должно ведь жениха ценить по достоинствам, а не по богатству, которое быстро исчезает. Вот и хочу я отдать ему дочь нашу в жены». Почтительно выслушала слова супруга царица и сказала так: «Воистину, подходит нашей дочери в мужья этот юноша. Да и когда она увидала его как-то в саду, он сам похитил ее сердце, и теперь наша дочь проводит дни в одиночестве и не слушает никого и ничего не видит. Узнала я об этом от ее подруги. К тому же на исходе ночи во сне явилась ко мне некая божественная дева и сказала: «Милая, никому не отдавай Маданалекху в жены, кроме как Ашокадатта, ибо была она его женой в прежнем рождении». Проснулась я утром и пошла утешить этой вестью дочь. А теперь ты и сам мне то же сказал. Пусть же они будут отныне неразлучны, как лиана и дерево».
Обрадовался царь словам жены, все приготовил для свадьбы, призвал Ашокадатту и отдал ему дочь в жены. Союз дочери царя и сына брахмана был счастлив и, подобно союзу богатства и добродетели, благодатен для обоих.
А потом случилось так, что сказала супруга царя, показывая ему браслет, принесенный Ашокадаттой. «Одного такого браслета мне недостаточно, вели, благородный, изготовить ему пару». Царь призвал золотых дел мастеров, гранильщиков и прочих и велел: «Изготовить второй такой же!» Те осмотрели со всех сторон браслет и говорят: «Невозможно, божественный, второй такой изготовить. Это дело не рук человеческих, а божественного мастера. Да и камней таких на земле не встречается. Откуда один браслет взят, оттуда и второй достать нужно».