Повесть о Тобольском воеводстве

Ульян Ремезов с товарищами испытывали великую гордость за то, как славен Ермак у азиатцев. Тоболяне знали наверное — теперь-то уж калмыки Аблая не будут замышлять поход на Тобольск, как это делали они несколько лет назад. Заполучив волшебный талисман, пойдут в большие южные походы, куда приходилось ходить и тоболянам, — на немирных кочевников, которые грабят караваны туркестанских купцов, направляющиеся к Тобольску. Что же касается чудес, так Ульян Ремезов записал дивный рассказ Аблая и попросил тайшу скрепить этот документ своей калмыцкой печатью. И, доставив грамоту в Тобольск, передал ее воеводе Хилкову. А копию оставил у себя дома. И хорошо сделал, ибо очередной пожар, уничтоживший вскоре почти весь Тобольск, не пощадил и архива съезжей избы. А изба Ремезовых уцелела. И многие ценности сохранились в этой скромной избе. Записи Ульяна о своих походах, трофеи этих походов, луки, стрелы: и копья северных воинов, узорчатое оружье южных кожевников, изделья из мамонтовой кости и пышные меха стран полунощных, ковры, шелка и цыновки восточных стран — чего только не было тут! Хранился тут чай — растенье, настой из которого пьют китайцы. Первый ввез чай в Россию посол к Алтын-хану монгольскому Василий Старков. Возвращаясь Сибирью, он останавливался в 1638 году в Тобольске и подарил кой-кому чаю. Был здесь и табак, за употребление которого жестоко преследовали в России. Но этот табак был привезен не из-за Камня, а с востока из того же Китая; спокон веков поступал табак из этой страны сюда, в Сибирь, под названьем травы Думбагу.

Много редкостей и ценностей хранила старая ремезовская изба. Сын стрелецкого сотника Ульяна Ремезова внучек деда Моисея Семен имел чем позабавиться в родительском доме.

2

Семен родился в начале шестидесятых годов, — году в 1662, — словом, в те неспокойные годы, когда за Камнем разразилось огромное восстанье башкир и перекинулось не только на юг к ногайцам, но и сюда, в Сибирь. Внучата кучумовы под предводительством. Девлет-Гирея, объединившись с башкирами, тревожили сибирские рубежи. Тобольский полк пошел на войну с башкирами и татарами. С этим полком уходил из дому и Ульян Моисеевич, сын сотника, отец Семена. А затем Ульян Моисеевич уходил на север, ибо остяки и самоеды пытались снова, как полвека назад, разгромить город Березов. В доме стрелецкого сотника Ремезова лучше чем где-нибудь знали обо всех этих страшных событиях, и старики, как подобает, вздыхая, вспоминали „о добром старом времени“, когда и все-то было не так, как теперь. По рассказам стариков выходило, что промежуток времени между концом „смуты“ и пятидесятыми годами, словом — их молодость, — был самой счастливейшей порой. И азиатцы, мол, убедившись в мощи нового царствующего дома Романовых, оставили свои бунтовские замыслы, — Алей сын кучумов сдался русским и поехал жить в Ярославль, калмыки перестали грабить порубежные села, Алтын-хан монгольский попросился под высокую царскую руку, а северные князцы Алачевы, так те всем семейством явились в Тобольск и крестились здесь зимой 1633 года прямо в проруби на Иртыше! Так вспоминали старики — дед Моисей и его соратники. Конечно, они, отдавшись воспоминаниям молодости и припоминая приятное, забывали про неприятное, забывали, что в то время, как одни восточные владетели просились под высокую царскую руку, другие затевали войну на порубежных линиях, в то время, как Алей поехал жить в Ярославль, внук Кучума Аблай грабил вместе с калмыками русские селенья… Но, во всяком случае, было в разговорах стариков и немало верного — если годах в тридцатых после окончательного разгрома иноземных захватчиков, поляков и шведов, жизнь на Руси, казалось, начала налаживаться как надо, так теперь снова все изменилось к худшему. Особенно после смерти Михаила Федоровича, когда взошел на престол Алексей. Неспокойно стало в Сибири, а уж о России и говорить нечего. Соляной бунт, медный бунт, мятежи в Поволжье. Восстания башкир, татар, ногайцев. А Степан Разин, донской атаман казацкий, на бояр да князей повел бедноту православную, русскую!

В годы новой крестьянской войны, в годы восстанья Разина, в тревожные годы рос Семен Ремезов, сын стрелецкого сотника тобольского.

Почему бунтует народ? Вернее, почему бунтуют народы? Мальчику было уже тринадцать лет, его уже интересовали эти вопросы, он хорошо понимал, что творится вокруг. И, в частности, прекрасно мог разобраться в тех ворчливых словах, которые, смешно коверкая русский язык, произносил Юрий Крижанич.

3