Усталый, Халльблит вскорости задремал; и пока лежал он так, пригрезился юноше сон, или, может статься, видение; ибо спал ли он в то мгновение, или находился между сном и бодрствованием, я не ведаю. Но, будь то видение или сон, вот что ему примерещилось: будто склонилась над ним Заложница, такая, какой видел он ее только вчера, золотоволосая, румяная, белокожая, с ласковыми руками и нежным голосом, и говорит ему: "Халльблит, смотри на меня и слушай, ибо нужно мне сказать тебе нечто важное". А юноша не сводил с нее глаз, и стремился к ней всей душою, и сердце его сжималось от нежной тоски, и хотел он вскочить на ноги и заключить ее в объятия, но не мог, скованный сном и дремой. А Заложница улыбнулась ему и молвила: "Нет, любимый, лежи спокойно, ибо прикоснуться ко мне ты не сможешь: перед тобой только призрак той, к которой ты стремишься. Так слушай и внимай. Я в горестной беде, и в руках разбойников моря, и не ведаю, что они со мною сделают, и не желаю позора: чтобы продавали меня за деньги из одних рук в другие, однако без свадебного дара брали на ложе, чтобы разделять мне постель с врагом нашего народа, и чтобы он обнимал меня, хочу я этого или нет: тяжко это. Потому завтра поутру, на рассвете, пока мужи спят, думаю я выбраться к планширу черного корабля и поручить себя богам, чтобы они, а не эти злодеи распоряжались судьбой моей и душой, и поступили со мною по своей воле: ибо воистину известно им, что невыносим мне чужой дом без родни, и любовь и ласки чужака-хозяина, и насмешки и побои чужой хозяйки. Потому пусть возьмет меня Древний Владыка Моря, и позаботится обо мне, и доставит меня к жизни или к смерти, как уж ему угодно. А теперь ночь на исходе, но ты не вставай, пока не договорю я".
"Может, мы еще встретимся в мире людей, а может, и нет; а ежели нет, то, хотя и не разделяли мы ложа, однако хочу я, чтобы ты меня помнил; но не так, чтобы образ мой встал между тобою и твоей любезной собеседницей и женой из нашего рода, которая ляжет там, где лежать бы мне. Однако же, если выживем и я, и ты, говорили мне, и слышала я тут и там, что так или иначе суждено мне попасть на Сверкающую Равнину и в Землю Живущих. О любимый мой, ежели смог бы и ты туда отправиться, и встретились бы мы там, оба живые и невредимые, то-то радости было бы! Так ищи эту землю, любимый! – ищи ее, суждено ли нам снова увидеть стан Розы или ступить на половицы обители Воронов, или нет. А теперь даже призрак мой должен с тобою расстаться. Прощай же!"
Тут рассеялся сон, и пропало видение; и Халльблит сел, во власти тоски и горя, и оглядел унылую равнину, а вокруг малость посветлело, и серое небо затянули тучи, и решил юноша, что настал рассвет. Засим вскочил он на ноги и склонился над Лисом, и потряс его за плечо, и молвил:
– Попутчик, проснись! – рассвело, а дел у нас много.
Сел Лис, и заворчал, словно пес, и протер глаза, и огляделся, и ответствовал:
– Напрасно ты разбудил меня. Никакой это не рассвет, это луна проглянула сквозь тучи и тени не отбрасывает; с полуночи только час минул. Засыпай снова, и оставь меня в покое, иначе с наступлением дня не покажу я тебе дороги. – И снова улегся он и тут же уснул. Тогда и Халльблит опять устроился между камней, скорбя и горюя; однако так устал он, что тотчас же задремал и снов больше не видел.
Глава 6. О жилище людей на Острове Выкупа.
Когда юноша проснулся снова, на него светило солнце, и утро было ясным и безветреным. Халльблит сел и огляделся по сторонам, но не увидел и следа Лиса, только ночное его логовище. Засим странник поднялся на ноги и поискал попутчика в расщелинах скал, и не нашел его; и громко позвал его, но ответа так и не услышал. Тогда сказал себе юноша: "Верно, спустился он к лодке, чтобы достать что-нибудь, или, напротив, положить". И подошел он к лестнице, уводящей к водной пещере, и кликнул Лиса с верхней ступени, но никто не отозвался.
Тогда, во власти дурных предчувствий, спустился Халльблит по этой длинной лестнице до самой последней ступени, и не обнаружил внизу ни человека, ни лодки, ни чего другого, только воду и голый камень. Тут весьма разъярился он, ибо понял, что попал в ловушку и оказался в бедственном положении, брошен один-одинешенек на незнакомом ему Острове, на безлюдной пустоши, где, надо полагать, вскоре умрет от голода.