Читаем Повесть о суровом друге полностью

Я выскочил из котла. Над ухом пискнула пуля, другая звякнула по котлу. И тут я увидел, что рукав моей рубашки в крови. Я не чувствовал боли. Кровь текла по руке, капала с кончиков пальцев. Я кинулся в глубь завода, спотыкаясь о железные угольники, поднимался и снова бежал. Сзади хлопали выстрелы.

Баррикада была уже позади, а я не мог остановиться.

Мне чудилось, что за мной летит казак с пикой и вот-вот настигнет и пронзит насквозь.

Протяжно ревели гудки.

Навстречу мне из ворот литейного цеха выбежала толпа рабочих с винтовками. Они спешили к баррикадам.

Я упал в яму, заросшую полынью. Меня подняло и плавно закружило над землей.

<p>4</p>

Очнулся я от приглушенного говора. Было тихо. Болела голова. Я хотел открыть глаза и не мог, как будто веки были склеены.

— Когда казаки заскочили к нам, — услышал я приглушенную речь Васьки, — мы стали отступать к холодильнику, а его и еще двоих — парня и старика — казаки захватили в плен.

— Ну а дальше? — спросил густой бас.

— А потом старика расстреляли, а его потащили к коксовым печам и начали сталкивать в дыру, куда уголь засыпают. Оттуда пламя столбом, а они толкают. Он отбивался ногами, а казаки его прикладами, потом схватили и ка-ак бросят в огонь. Я видал кровь, да картуз в стороне валяется.

Наконец мне удалось открыть один глаз. Другой был забинтован. Я осмотрелся и узнал землянку Анисима Ивановича. Васька стоял в казацкой фуражке, надетой задом наперед, и разговаривал с незнакомым мне человеком в серой каракулевой шапке. У него были голубые глаза и черная борода. Я не мог вспомнить, где видел этого человека.

— Какого человека загубили! — с горечью проговорил он.

Анисим Иванович сидел на табуретке пригорюнившись.

Надо мной склонился Васька и тревожно сказал кому-то:

— Выжил, одним глазом глядит!

— Вась, почему у тебя такой картуз? — спросил я.

— Это казацкий. Твой отец зарубил казака, а я картуз взял.

Голос у Васи был жалостливый, и он отводил глаза, будто не знал, как и о чем со мной говорить.

— А знаешь, Лень, наша улица больше не Нахаловка, теперь она будет улицей Революции.

— Революция…

Мне вспомнился бой на заводе и все, что было со мной.

— Вась, а где папка? — спросил я.

— Он за фон Граффом погнался, — сказал Васька, но замялся и отошел.

Я увидел над собой заплаканное лицо тети Матрены.

— Спи, сынок, спи. Мама твоя придет, — сказала она и тоже ушла.

Целый день я пролежал в постели, а мать все не приходила. Когда я спрашивал о ней и об отце, то получал один и тот же ответ: отец погнался за фон Граффом, а мать скоро придет.

Среди ночи я проснулся, как будто меня окликнули, но вокруг было тихо. Наверно, я проснулся от этой тишины. Первая мысль была об отце. Непонятная тревога закралась в сердце.

Я встал, подкрался к двери и, стараясь не загреметь чем-нибудь, вышел.

На востоке небо чуть серело. Я побежал через улицу к своему дому и, ошеломленный, остановился. Поломанная, с выбитыми досками дверь была заколочена крест-накрест двумя корявыми обаполами.

— Ма-ма! — крикнул я в щель.

«А-а-а…» — гулко отдалось внутри.

Я застучал в дверь, но мне никто не ответил.

Тогда я вспомнил разговор Васи с человеком в серой шапке, вспомнил заплаканные глаза тети Матрены, ее заботу обо мне и понял: это моего отца сожгли казаки в коксовой печи.

Я долго бродил по двору, захлебываясь от рыданий, и тихо звал:

— Папочка… Мама…

Угрюмым молчанием отвечал мне опустевший двор.

Внезапно кто-то вошел в калитку и приблизился ко мне. Я узнал Васю.

— Не плачь, Лень, будешь у нас жить, — с дрожью в голосе проговорил он.

Мы возвратились в землянку. Тетя Матрена прижала меня к груди:

— Сиротиночка моя… Маму твою казаки увели… Не плачь. У нас будешь жить, с Васей.

Тетя Матрена постелила нам на полу под иконой, укрыла нас пиджаком. Мне стало тепло, и я, всхлипывая, уснул.

С этого дня мы с Полканом навсегда перешли жить к Анисиму Ивановичу.

Мы с трудом привыкали к новой жизни. Первое время Полкан уходил к себе и подолгу лежал во дворе, будто ожидал, когда придут хозяева.

Вскоре рана моя зажила. Анисим Иванович справил мне новые сапоги, и я мог выходить на улицу. Забинтованная рука висела на перевязи, но боли уже не было.

Ребята сочувствовали моему горю и уважали меня за то, что я был ранен настоящей пулей в бою. Уча подарил мне свою лучшую красно-рябую голубку. Абдулка Цыган дал кусок хлеба, политого подсолнечным маслом. Только Илюха подсмеивался надо мной.

Однажды мы сидели на лавочке возле землянки. По улице мимо нас пронесли гроб с покойником. Илюха, строгавший палку, глянул на гроб и хихикнул.

— Ты чего? — спросил Уча.

— Чудно. У Леньки отец помер, а хоронить было некого.

Васька, грозный, поднялся с лавочки.

— Ты над кем смеешься? — спросил он, и ноздри у него побелели. — Над кем смеешься, гад? — и ударил Илюху по лицу. Тот присел и заскулил. Ребята с презрением отошли от Илюхи.

Васька повел меня в город. Хотелось плакать, но я терпел.

Перейти на страницу:

Все книги серии Тебе в дорогу, романтик

Голоса Америки. Из народного творчества США. Баллады, легенды, сказки, притчи, песни, стихи
Голоса Америки. Из народного творчества США. Баллады, легенды, сказки, притчи, песни, стихи

Сборник произведений народного творчества США. В книге собраны образцы народного творчества индейцев и эскимосов, фольклор негров, сказки, легенды, баллады, песни Америки со времен первых поселенцев до наших дней. В последний раздел книги включены современные песни народных американских певцов. Здесь представлены подлинные голоса Америки. В них выражены надежды и чаяния народа, его природный оптимизм, его боль и отчаяние от того, что совершается и совершалось силами реакции и насилия. Издание этой книги — свидетельство все увеличивающегося культурного сотрудничества между СССР и США, проявление взаимного интереса народов наших стран друг к другу.

Леонид Борисович Переверзев , Л. Переверзев , Юрий Самуилович Хазанов , Ю. Хазанов

Фольклор, загадки folklore / Фольклор: прочее / Народные
Вернейские грачи
Вернейские грачи

От автора: …Книга «Вернейские грачи» писалась долго, больше двух лет. Герои ее существуют и поныне, учатся и трудятся в своем Гнезде — в горах Савойи. С тех пор как книга вышла, многое изменилось у грачей. Они построили новый хороший дом, старшие грачи выросли и отправились в большую самостоятельную жизнь, но многие из тех, кого вы здесь узнаете — Клэр Дамьен, Витамин, Этьенн, — остались в Гнезде — воспитывать тех, кто пришел им на смену. Недавно я получила письмо от Матери, рисунки грачей, журнал, который они выпускают, и красивый, раскрашенный календарик. «В мире еще много бедности, горя, несправедливости, — писала мне Мать, — теперь мы воспитываем детей, которых мир сделал сиротами или безнадзорными. Наши старшие помогают мне: они помнят дни войны и понимают, что такое человеческое горе. И они стараются, как и я, сделать наших новых птенцов счастливыми».

Анна Иосифовна Кальма

Приключения / Приключения для детей и подростков / Прочие приключения / Детская проза / Детские приключения / Книги Для Детей

Похожие книги

100 великих интриг
100 великих интриг

Нередко политические интриги становятся главными двигателями истории. Заговоры, покушения, провокации, аресты, казни, бунты и военные перевороты – все эти события могут составлять только часть одной, хитро спланированной, интриги, начинавшейся с короткой записки, вовремя произнесенной фразы или многозначительного молчания во время важной беседы царствующих особ и закончившейся грандиозным сломом целой эпохи.Суд над Сократом, заговор Катилины, Цезарь и Клеопатра, интриги Мессалины, мрачная слава Старца Горы, заговор Пацци, Варфоломеевская ночь, убийство Валленштейна, таинственная смерть Людвига Баварского, загадки Нюрнбергского процесса… Об этом и многом другом рассказывает очередная книга серии.

Виктор Николаевич Еремин

Биографии и Мемуары / История / Энциклопедии / Образование и наука / Словари и Энциклопедии
1917 год. Распад
1917 год. Распад

Фундаментальный труд российского историка О. Р. Айрапетова об участии Российской империи в Первой мировой войне является попыткой объединить анализ внешней, военной, внутренней и экономической политики Российской империи в 1914–1917 годов (до Февральской революции 1917 г.) с учетом предвоенного периода, особенности которого предопределили развитие и формы внешне– и внутриполитических конфликтов в погибшей в 1917 году стране.В четвертом, заключительном томе "1917. Распад" повествуется о взаимосвязи военных и революционных событий в России начала XX века, анализируются результаты свержения монархии и прихода к власти большевиков, повлиявшие на исход и последствия войны.

Олег Рудольфович Айрапетов

Военная документалистика и аналитика / История / Военная документалистика / Образование и наука / Документальное