Повесть о суровом друге

— На случай пожара вода, — объяснил Абдулка.

— Айда к дому Юза! — скомандовал Васька.

— Ну вас, — Илюха попятился, — еще застрелит Юз. Лучше я пойду домой кукурузу есть.

— Тикай и не оглядывайся, — сказал ему Васька.

И мы впятером — Васька, я, Абдулка с Тонькой и Уча — пустились в опасный путь.

Илюха вслед нам бубнил:

— Идите, идите… Юзовские собаки порвут вам штаники. А еще Юз снимет вас на карточку, тогда узнаете!

Мы прошли через механический цех и сквозь забор вылезли в степь. Там на отшибе стоял особняк Юза, обнесенный стеной из серого камня. Возле ворот пестрела белыми и черными полосами будка городового.

По неглубокому и уже влажному весеннему снегу, крадучись, мы приблизились к юзовскому дому. По гребню стены угрожающе торчали острые стекляшки, чтобы никто не мог перелезть через забор.

Стена была высокая. Мы собрали несколько кирпичей и сложили их один на другой. Васька влез ко мне на плечи и мигом оказался на стене. Мы снизу шепотом спрашивали:

— Ну шо там, Вась? Шо?

Васька показал нам грязный кулак, и мы притихли. Однако любопытство взяло верх, и Уча с помощью костыля тоже вскарабкался на стену. Он хотел втянуть за собой Тоньку, но та съехала обратно, порвала юбку и захныкала.

Мы с Абдулкой заспорили, кто кого должен подсадить. Васька снова погрозил нам. Мы затихли, и тогда Абдулка уступил. Я влез к нему на спину, он поднял меня, и я кое-как взгромоздился на стену. Чтобы не порезаться о стекляшки, я спрятал руки в рукава телогрейки. Уча костылем втянул на стену Абдулку.

Одна Тонька осталась внизу и ныла:

— А я? Меня подсадите! Сами влезли…

— Тс-с, тише, ты!

Сердце мое колотилось от страха и любопытства. Я увидел белый дом. Возле дверей стояла лопата с налипшими комьями снега. Дорожки кругом были расчищены.

Сквозь редкие ветки деревьев и кустов, посаженных вдоль стены, я рассматривал двор. Он был пустынный, и никаких лебедей нигде не было.

Вдруг послышались голоса. Я в испуге прижался к стене. Дверь в доме отворилась, и с крыльца сбежала высокая, стального цвета собака с огромной квадратной мордой и нарядным медным ошейником. Вслед за собакой показалась группа людей. Они медленно шли по дорожке, ведущей к железным воротам.

Бежать было поздно. Мы замерли.

По сияющим пуговицам на шинели я узнал пристава. Был здесь и отец Иоанн в черном длинном подряснике, с серебряным крестом на груди.

Заметил я также человечка в круглом котелке. Это был тот самый меньшевик-коротышка, который в прошлом году весной говорил речь на маевке. Сейчас на нем была шуба с большим меховым воротником, похожим на хомут, от шеи до живота.

В середине всей компании шел господин в клетчатом пальто, в кепке из желтой кожи. По диковинной сигарке коричневого цвета, которую он жевал во рту и дымил ею, как паровозной трубой, я догадался, что это был сам Юз. Его сытое лицо окаймляла круглая аккуратная бородка.

Господа двигались к воротам, не замечая нас. Собака обнюхивала влажный снег на краю дорожки. К счастью, ветви деревьев надежно скрывали нас.

Жуя заморскую свою сигарку, Юз что-то говорил. Изредка он останавливался, тогда останавливались все и слушали его.

Тыча меньшевику-коротышке в грудь пальцем, на котором сверкало золотое кольцо, Юз говорил:

— Власть в России должны взять промышленники — цвет страны. Царь Николай уже не способен вести войну. Дни царя сочтены. Россия охвачена внутренней смутой.

— То, что вы называете смутой, есть революция! — отвечал толстяк Юзу. — Идет спасительная и очистительная революция!

Юз раздраженно махнул рукой:

— Пустые слова… Революция — это хаос, и вы, русские, сами погибнете в этом хаосе.

Собака потерлась мордой о карман клетчатого пальто, Юз погладил ее и сказал, обращаясь к приставу:

— Царя уговаривают кончить войну миром с немцами. Если вы допустите эту ошибку и царь заключит мир, то все ваши заводы и шахты приберут к рукам германские промышленники.

— Мы не допустим этого, Джон Иванович, — сказал пристав.

— У вас не спросят разрешения, — жестко возразил Юз. — Власть берут силой. Разве можно давать волю народу? Если хозяин даст свободу своей скотине, то в его доме господином станет свинья. О, у нас в Англии рабочие знают, что их обязанность работать, а не заниматься политикой…

— Мы воспитаны иначе, — кипятился меньшевик, приподнимаясь перед Юзом на цыпочки: наверно, хотел казаться повыше. — Наш идеал — свобода, равенство, братство!

Юз даже отвернулся от меньшевика — так не нравились ему эти речи. Он стал разговаривать с курносым человеком с широкой, как у купца, бородой, должно быть, владельцем какой-нибудь фабрики или шахты.

— Я вчера получил депешу из Петербурга, там бастуют двести тысяч рабочих… О, Россия — варварская страна!

— Именно так, господин Юз, — поддакнул бородатый, — варварство у нас в России, дикость. Иногда задумаешься, и просто стыдно становится, что ты русский…

Не дослушав его, Юз обратился к приставу:

— Достаточно у вас сил, чтобы сломить забастовщиков?

— Так точно, Джон Иванович! Вызваны казаки есаула фон Граффа.

— Надо как можно скорее покончить с этой забастовкой.

— Слушаю-с, Джон Иванович. Можете положиться на нас.