Повесть о страннике российском

Старик положил руку на плечо Василию Баранщикову.

— Занятно мне еще потолковать с тобою, путешественник! Скажи: чью роскошь ты находишь великолепнее, петербургскую или стамбульскую? Где убранство дворцовое тебе более по душе, у нас или там?

— Может, я не так скажу по невежеству своему, — подумав, ответил Василий, — однако сдается мне, что роскошь тамошняя хоть и пышна, но токмо для изнеженного тела владельца служить пригодна.

— Ну а у нас?

— У нас? Да вот хотя бы этот дворец взять. Здешняя роскошь не для тела, а более для души пищу дает. Способна она не единую токмо душу хозяйскую услаждать, но и иных людей радовать, коли они сюда допущены будут для обозрения сих богатств.

— Гм! Вы вникли, граф, в его суждение? Если его развить — мысль сия весьма демократическая и даже… небезопасная, памятуя о крайностях, угрожающих аристократии во Франции. Ну да ладно! Лучше расскажи, какое ты у себя в Нижнем Новгороде хозяйство заведешь, когда голову из петли вынешь. Вот этим не думаешь ли заняться? Ведомо тебе сие золотое дно? — неожиданно дав беседе с Баранщиковым совершенно иное направление, старик Бецкой зесеменил к башне. Баранщиков и Иоганн Миних заторопились следом за хозяином. Слуга распахнул входную дверь, открылась большая комната, хорошо освещенная двумя окнами.

В глубине комнаты топилась печь со вмазанным в нее котлом, похожим на банный. Трубы от котла шли в массивный деревянный ящик. Слуга подвел Баранщикова к ящику, и сквозь круглый отверстия в стенке ящика Василий разглядел множество пушистых желтых шариков с бусинками глаз: только что вылупившиеся цыплята! Слуга приподнял крышку ящика и прищелкнул языком, мол, какое диво! Гордый хозяин стоял поодаль, у дверей, ожидая обычных похвал своему нововведению.

— Без наседки вывелись, понимаешь, брат! Паром, теплом! Каждому мужику такое устройство доступно. Монарх французский лишь мечтал, чтобы у его подданных был бы ежедневно суп с курицей на столе, а Иван Бецкой устройство придумал, чтобы королевскую мечту в явь обратить! Заведешь у себя паровую наседку, а? Постой, постой, а сей дар природа тебе ведом?

Баранщиков увидел в кадке тутовое дерево, или шелковицу.

Она прекрасно разрослась под петербургским солнцем и в зимнем комнатном тепле. На листьях шелковицы Василий заметил несколько коконов шелкопряда.

— Ну, что скажешь об этом дереве? Видеть приходилось его?

— В Турции такие дерева во множестве разводят, червей же шелковичных там на дерево не пускают, ваше превосходительство, а листьями сорванными кормят. Доход большой получают от торговли шелком, но, думается, у нас холодновато для этого дерева.

— Верно, все верно, путешественник! Ты и природу наблюдал, это повально, и я тебя, брат, полюбил! Ступай теперь! Пора домой, к делу, к семье. Полно по столицам пороги обивать. От долговременного ига нищеты и позора будешь избавлен. Только уж вдругорядь с чужеземными хватами поосторожнее себя держи, коли опять повстречать случится. Ну, прощай, Мирамонд!

Первое издание «Нещастных приключений», сохранившее на титульном листе инициалы С. К. Р., за которыми скрылся литературный редактор и соавтор Баранщикова, разошлось в считанные дни, а спрос на книгу среди петербургских читателей рос. Издатели Вильковский и Галченков, посоветовавшись с Иваном Глазуновым и самим Василием Баранщиковым, решили немедля повторить издание и добавить к нему более подробные сведения о Турции по личным впечатлениям Василия Баранщикова.

«Скорбную» концовку первого издания спешно переделали на благополучную. Поместили список высоких особ — благодетелей героя книжки. Скопировали клейма на теле Василия Баранщикова и поместили литографию с клеймами в конце книги. А главное, дополнили книгу «Прибавлением, заключающим в себе описание Царь-града и Турецких начальников духовных, воинских и гражданских».

Это любопытное приложение, составленноепо непосредственным стамбульским наблюдениям Баранщикова, еще более повысило интерес читающей публики к «Нещастным приключениям»: ведь уже с 13 августа грохотали пушки, и в дыму кровопролитных сражений солдаты Суворова прокладывали себе путь в бессмертье через бреши турецких крепостей. Сведения о противнике читались с жадностью!

Второе издание «Нещастных приключений» появилось в продаже сразу после начала военных действий. Василий Баранщиков отправился из Петербурга в Нижний Новгород уже не пешком, а в почтовой кибитке, захватив с собою экземпляры первого и второго изданий книги.

В следующем, 1788 году Баранщиков неожиданно получил из Петербурга по почте небольшую денежную сумму — это издатели прислали ему гонорар за новое, по счету третье, издание, в точности повторившее текст второго. А еще через пять лет сам Иван Глазунов в типографии Б. Л. Гека переиздал книгу четвертый раз.[51] Это последнее издание 1793 года носит на титульном листе помету: «иждивением И. Г.».