Повесть о школяре Иве

Глава XIV СУД БОЖИЙ

Когда, выслушав рассказ слепой Жакелины, Ив прибежал в церковь, где в комнате у притвора жил его учитель, отец Гугон уже знал о краже на сукновальной мельнице и ходил в замок к жене сеньора и упросил ее походатайствовать перед мужем об освобождении Эвариста, честнейшего человека, по всей вероятности павшего жертвой злостного оговора. Дю Крюзье вызвал к себе священника и грубо отказал ему в просьбе, сославшись на свое право сюзерена, освященное церковью:

— Постыдились бы, преподобный отец, не знать сказанное самим святым Петром: «Рабы, со всяким страхом повинуйтесь господам вашим не только добрым, но и злым».

Отец Гугон заметил на это, что слово «раб» может быть применено только к сервам, а не к свободному виллану, каков Эварист. Тогда дю Крюзье ударил кулаком по столу и крикнул:

— Именем святого апостола Петра, я не посрамлю своей рыцарской чести, освободив подлого вора, чтобы он избежал нашего правосудия, установленного законом! Идите, преподобный отец, не вводите меня в искушение гнева!

Но сейчас дело повернулось иначе. К отцу Гугону прибегали вилланы, перепуганные появлением на мельнице рыжего Жирара сросшихся хвостами крыс. Их огромный черный клубок, штук в тридцать, выкатился на улицу. Вилланы бросились их избивать чем попало, но крысы с громким писком укатились обратно на мельницу. Деревенские и без того считали Жирара колдуном, а появление такого крысиного чудища подтверждало, что Жирар знается с дьяволом. Вся деревня всполошилась Требуют наложить церковное покаяние на колдуна. Зная, как суеверен дю Крюзье, отец Гугон снова пошел к жене сеньора и просил рассказать мужу про случай с крысами и что тому свидетели многие вилланы. А также про давнишние подозрения о связи рыжего Жирара с дьяволом. Отец Гугон убеждал свою духовную дочь упросить мужа заменить обычный сеньоральный суд судом божьим, чего просят все честные вилланы, и предпочтительно испытанием крестом, как наиболее благочестивым способом вызвать изъявление воли божьей[88]. Рассказ о крысах произвел немалое впечатление на суеверного сеньора. Он согласился прибегнуть к суду божьему, а Жирара, умолявшего о сеньоральном суде, то есть без участия его как истца, дю Крюзье выгнал из замка, обозвав бесовским отродьем.

— А теперь, — сказал священник Иву, — когда ты вернулся, я думаю, будет благоразумно отправиться мне еще раз к самому сиру дю Крюзье просить его о замене больного Эвариста тобою. Ведь надо сделать все, чтобы спасти твоего бедного отца. Как ты думаешь, мой мальчик?

— О! Сделайте это! Я все стерплю за отца! Вы увидите, я выдержу испытание, чего бы мне это ни стоило!.. А если сир дю Крюзье не согласится на замену, тогда что делать?..

— Господь милостив. Я уже обдумал кое‑что. Будь спокоен, Ив. Оставайся у меня. Сейчас незачем срывать доску с вашей двери, иначе Жирар тотчас постарается донести об этом сеньору и испортит нам все задуманное.

Ив остался жить у отца Гугона в его комнате, единственное окно которой, овитое снаружи плющом, пропускало мало света, и в эти пасмурные дни приходилось зажигать масляный светильник. Грубо сколоченный стол, на нем банки с чернилами и гусиными перьями, книги и свитки пергамента на полу и на полках. На стене, над низкой дощатой кроватью, — железное распятие. У другой стены — жаровня, над ней в стене — пробитое наружу отверстие для выхода угольного угара. У двери — скамья с глиняной посудой.

Тянулись дни с туманными утрами, с моросящими дождями. Виднее стали приметы осени: вилланы кончали работы на полях, желтели листья деревьев, стадо деревенских свиней ходило в лес за желудями. Все чаще приходили к церкви крестьяне, несли свои горести и деревенские рассказы. Рассаживались на длинной скамье вдоль стены церкви. Отец Гугон выходил к ним и терпеливо выслушивал, давал советы. Как обычно в осеннее время, вилланы жаловались на тяготы податей с урожая. Дю Крюзье брал себе по два снопа из двенадцати, в сенокос — с каждой косы, а еще подушные и брачные[89], возраставшие из года в год по прихоти сеньора. Боязливо оглядываясь, шептали о сервах, укрывшихся в лесах, об облавах на них с охотниками и собаками, о пойманных и повешенных и о предателях, которые указывали лесные тайники беглых. Часто упоминался рыжий Жирар, не раз выдававший своих деревенских.