Расчет рыцаря Рамбера оправдался: ослепленный неуемной ненавистью к дю Крюзье, барон поверил не совсем убедительным наветам своего маршала, утверждавшего, что школяр, подданный дю Крюзье, подослан им с целью выведать ближайшие намерения барона о его походах, путешествиях или просто выездах, чтобы успеть вовремя устроить засаду и взять в плен барона или сделать что-нибудь еще того хуже. Маршал нашептал, что Ив умышленно указал в лесу неправильное направление бега оленя, что, может быть, тоже входило в планы дю Крюзье, у которого, несомненно, есть связь с лесными разбойниками. Пусть мессир барон хорошенько вдумается в то обстоятельство, что идти школяру по лесу, полному всяких опасностей, вместо большой дороги по меньшей мере странно. О своем приказании вести Ива в замок маршал предусмотрительно умолчал, преподнеся появление в нем школяра под покровом ночи тоже как уловку человека, подосланного врагом барона. Оба эти обстоятельства были подкреплены показаниями жонглера Госелена, запуганного и соответственным образом обработанного маршалом. Кроме его основных отрицательных качеств — легкомыслия и себялюбия, — Госелен обладал еще двумя: слабоволием и трусоватостью. И он пошел на подлость, сказав себе: «Что мне, в конце концов, за дело до этого школяра? Сошлись мы с ним случайно и скоро разойдемся, чтобы никогда больше не встретиться». И, приведенный маршалом к барону, он подтвердил «подозрения» рыцаря Рамбера. Таким образом, маршал оправдал доверие своего сюзерена, который имел теперь все основания вызвать своего врага на поединок, а его подлого виллана запереть в своем подземелье как заложника.
Подавленный всем происшедшим, встревоженный словами дозорщика, Ив угрюмо доплелся до своего бревна и сидел, опустив голову на облокоченные о колени руки. Его охватило мучительное чувство полной покинутости, острой обиды. Хотелось плакать при мысли о далеких отце и учителе, о родном доме. Хотелось скорей, сейчас же поделиться с кем-нибудь, кто понял бы его, объяснил и посоветовал, что делать. Для чего-то ведь понадобилось барону говорить с ним, расспрашивать? Что значат все эти расспросы? И что будет дальше? Дозорщик сказал: «Отделался». Отделался ли? Мысли Ива путались. Погруженный в них, он не видел, как подошел звонарь, и вздрогнул, когда тот дотронулся до его плеча.
— Что с тобой? — спросил Фромон.
Взглянув в глаза старика, полные доброй заботы, Ив мгновенно понял, что перед ним именно тот самый человек, которому все надо рассказать и просить совета.
Выслушав взволнованный рассказ Ива, Фромон, промолчав, сказал:
— Да, суд совершили над тобой милостивый, непривычный и, по всему видно, не окончательный, потому что у нас так не делается, и чем ты лучше других, я не могу понять. А что Клещ наврал про твою книгу, тоже говорит за то, что это ему нужно, а вот зачем, это вопрос. И я тебе, мой парень, вот что скажу: иди-ка ты сейчас к дочке маршала и все, что ты мне рассказал, расскажи ей. Только смотри предупреди ее, чтобы она своему папеньке ничего об этом не говорила, избави ее от этого святая Мария!
— А зачем ей об этом знать? — удивился Ив.
— Затем, что так надо. Послушайся меня, я тебе плохого не посоветую. Ступай-ка поскорей.
— Не могу я идти к ней не в урочное время.
— Ладно, — сказал Фромон. — Пойду-ка я сам. Я лицо «духовное», мне можно во всякое время. Жди меня тут, я живо вернусь.
Слова звонаря приободрили Ива, внушив ему надежду на благополучный исход всего происшедшего с ним. Он отнес свою книгу в дом, спрятал в мешок, вернулся и, снова сев, стал ждать Фромона. Тот действительно очень скоро пришел и сказал, что все передал дочке маршала. Ив напрасно расспрашивал о подробностях разговора. Фромон сказал ему только, что завтра, когда дочь маршала позовет Ива к себе, то, если пожелает, сама скажет ему все, что надо Увидев подходившего псаря, Фромон сощурил в улыбке глаза и похлопал Ива по плечу:
— Идет твой «сенешал» приглашать тебя к столу. Не унывай, парень, все будет хорошо…