Повесть о школяре Иве

— Все-таки очень жаль, что ты неграмотный: я так хотела бы научиться читать и писать! Наш капеллан брат Кандид тоже неграмотный.

Госелен, сдвинув брови, наморщил лоб:

— Постойте, постойте! Я, кажется, могу, госпожа, услужить вам. Я знаю такого человека здесь, в замке.

— Здесь? В замке?! — воскликнула Эрменегильда. — Скажи скорей, где он? Приведи его ко мне! — Она встала и протянула руку Госелену.

Урсула проснулась и удивленно мигала слипающимися веками:

— Кого ты задумала звать, дитя мое?

— Подожди, Урсула, подожди! Говори же, Госелен, говори!

— Это мой друг, школяр Ив Он вместе со мной пришел сюда. Мы вместе идем в Париж. Он остался на нижнем дворе. Он обучался грамоте и прекрасно умеет читать. А кроме того, у Ива с собой есть книга, он может прочесть вам оттуда, что вы пожелаете, перевести, показать вам буквы и научить вас их писать и складывать. Книга презабавная!

Последнее Госелен прибавил ради красного словца, так как понятия не имел, какого рода эта книга. Он только нащупал ее в мешке школяра.

— Ваш отец знает моего друга, и, если вы хорошенько попросите, сир Рамбер несомненно разрешит вам призвать его сюда Оказав эту честь моему другу, вы осчастливите, госпожа, нас обоих.

Тут Госелен постарался отвесить один из тех особенно изящных поклонов, какими он обычно заканчивал свои выступления перед знатными слушателями.

Эрменегильда захлопала в ладоши, подбежала к кормилице, обняла ее и чмокнула в щеку:

— Урсула, милая, ты тоже попросишь отца, непременно попросишь, или я на тебя рассержусь! — И, топнув ножкой, прибавила: — Госпожа я твоя или не госпожа?! — и бросилась тормошить кормилицу.

— Госпожа, госпожа! Только пусти! — выбивалась та из объятий своей воспитанницы.

В эту минуту в дверях появился рыцарь Рамбер:

— Что с вами, дочь моя?

Эрменегильда отошла от кормилицы и стала, потупив глаза. Урсула поднялась со скамьй и поклонилась рыцарю. Госелен, изобразив на своем лице нечто вроде умильной покорности, изогнулся в поклоне.

— Что с вами? — повторил рыцарь, подошел к дочери и провел рукой по ее голове.

Поняв, что отец не сердится, Эрменегильда рассказала о школяре и о его книге и стала просить разрешения вызвать к себе Ива.

— А, это тот самый виллан! Помню. Он довольно дерзко говорил со мной.

— Мой добрый сир, — поспешил перебить Госелен, — он сделал это по своей неопытности, исключительно по неопытности. Смею уверить вашу милость в полной преданности моего друга к знатным особам. Посмею напомнить вашей милости, что это он тогда, в лесу, указал барону де Понфору направление бега оленя.

— Которого барон так и не нашел.

Госелен пожал плечами, развел руками:

— Это не умаляет, сир, искреннего усердия моего друга.

— Хорошо, я подумаю, — сказал рыцарь и сел на скамью.

По тому, как отец глубоко вздохнул, садясь, как нахмурил брови и склонил голову, Эрменегильда угадала его плохое настроение, более того — сильное беспокойство. Она приметила, что, когда отец чем-то взволнован, его некрасивое лицо носит отпечаток особенной грусти, делающей его жалким и трогательным. Она подсела к нему и обняла рукой. Рыцарь Рамбер скривил губы в жалобную улыбку:

— Ты очень хочешь, чтобы пришел этот школяр?

— Очень!

— Хорошо, я прикажу.

Лицо Эрменегильды залилось румянцем. Она поцеловала руку отца, потом подняла глаза и, ласково глядя ему в Лицо, спросила:

— Что так заботит вас? Почему вы такой грустный? Не случилось ли чего-нибудь дурного?

— О нет!

— Я вижу, что вас беспокоит что-то.

— Да нет же, нет!

Рыцарь Рамбер встал, подошел к окну, потом снова подошел к дочери и кивнул в сторону Госелена:

— Вот он и приведет тебе своего друга.

— Если вы такой добрый ко мне, — сказала Эрменегильда, — то будьте им до конца, объяснив причину вашего беспокойства. Я очень прошу вас об этом.

Она подошла к отцу и положила руки ему на плечи.

— Уверяю тебя, что ничего ужасного не случилось. Но, если ты так настаиваешь, изволь. Все эти дни барон не в духе; и сегодня он в раздражении наговорил мне всякой всячины, вот и все. Я никак не могу привыкнуть к этим вспышкам, но, в общем, это сущие пустяки!

— А что так рассердило барона?

— Тоже пустяки: эта вечная ненависть к дю Крюзье. Когда барон вспоминает про это, всегда приходит в скверное настроение.

Госелен подошел к ним.

— Что тебе? — спросил рыцарь.

— Осмелюсь спросить: вы изволили, кажется, сказать «Крюзье»?

— Дю Крюзье. Да, а что?

— Не возле ли Шартра находится домен этого сеньора?

— Да, недалеко. А ты знаешь эти места?

— Нет, но их хорошо знает мой друг школяр.

— Школяр?

— Да, он рассказывал мне про деревню, где он родился, и называл ее Крюзье, говорил, что она недалеко от Шартра.

Рыцарь Рамбер снова сел на скамью:

— Так ты говоришь, что школяр оттуда?

— Да.

— Он виллан. Значит, подданный дю Крюзье?

— Вероятно.

Чуть заметная искра блеснула в тусклых глазах старика. Он закусил ус и задумался. Потом встал и, приглаживая свои топорщившиеся редкие волосы, молча стал ходить взад и вперед по комнате.

— Так, так… — пробормотал он, словно вспомнив о начатом разговоре. — Значит, это он и указал барону на оленя?

— Да, — подтвердил Госелен.