Повесть о Сергее Непейцыне

Иногда даже ночевать оставались у стряпухи, с которой Ненила водила дружбу. Сергей любил эти ночевки, потому что здесь перед сном Ненила охотно рассказывала сказки. А в господской избе стоило начать хоть шепотком и в дальнем углу, как матушка либо приказывала замолчать — не мешать спать, либо кричала: «Говори на всех!» — и тогда ее девки норовили добавить что-нибудь или поправить по-своему — выказаться перед барыней. Здесь же если и бывал кто-нибудь, кроме них со стряпухой, то все слушали тихо.

Ненила знала много сказок — про царей, бабу-ягу и зверей. Но больше других любила страшную, про медведя на деревянной ноге, и рассказывала ее особенно хорошо. Сергей прямо видел злую бабу, которая посылает мужа в лес на охоту, — ей захотелось поесть медвежатины, и как встретивший мужика добродушный медведь предлагает «для разминки» побороться, а обманщик-охотник отсекает ему топором лапу. И вот уже мужик с бабой сидят в избе, думают, что все с рук сошло, — медведь, наверно, поколел в лесу. Она варит медвежью лапу, прядет с нее шерсть, а мужик скоблит кожу. И вдруг издали, сначала едва-едва, доходит скрип деревяшки: скирлы-скирлы, скирлы-скирлы… То медведь зализал рану, сделал себе липовую ногу, вырезал для подпорки в переднюю лапу березовую клюку и пошел искать обидчика. Замерли мужик с бабой, слушают… А медведь идет и идет, все ближе да ближе…

Тут Ненила начинала напевать не обычным, а густым, хриплым голосом:

Скрипи, нога, скрипи, липовая!
И вода-то спит, и земля-то спит,
И по селам спят, по деревням спят,
Одна баба не спит, мое мясо варит,
Мою шерстку прядет…
Скирлы-скирлы, скирлы-скирлы…

Затушила баба лучину, лезет скорей на полати, покрывается тулупом, мужик взобрался в пустую люльку, что в чулане висела, скорчился, узелком со страху завязался. А медведь-то уж на крыльцо ступил, щеколдой гремит: «Эй, хозяева, принимайте гостя!»

Тут Ненила замолкала и только внятно лязгала, постукивала в темноте зубами.

— Нашел их медведь? — прерывал страшные звуки Сергей.

— Мигом нашел, батюшка, по людскому духу, и обоих заел… — отвечала Ненила. — Да так им и надо: не обманывай, когда с тобой хоть и зверь, да по дружбе… А теперь спи-ка, благословясь…

Всю весну мужики возили через деревню рыжие сосновые бревна.

Ненила говорила, что дяденька вот-вот приедет и зачнет строить господские хоромы. Говорила еще, что ежели ее питомец приглянется крестному, так тот будет дарить его гостинцами, потом выведет в офицеры и сама царица его регалией пожалует.

«Ну, а как и он ругать да бить станет?» — опасливо думал Сергей.

Как раз в это время пришла первая большая его обида на матушку. Среди ребят, с которыми играл, самым близким был Гришка, сын кучера, сгоревшего в пожаре. Бросился выводить лошадей из конюшни и трех вывел, закутывая головы армяком, чтоб не видели пламени. А четвертый, молодой жеребец, сбив армяк, прянул обратно, потащив за собой кучера. Так и не показались больше оба из загоревшегося сруба. Гришка, малый крепкий и смышленый, выучил Сергея играть в козны, в городки, скакать на доске, кататься на салазках, метко бросать камушки, снежки и проводил с барчонком целые дни. А на масленой к матушке приехала родственница из-под Пскова, говорливая старуха, великая мастерица гадать, солить впрок и льстить. Она со слезой жалела молодую вдову, сулила, что еще найдет свое счастье, расхваливала красоту Осипа, причитывала над его сиротством, а на Сергея не взглянула и разу. Когда же на четвертой неделе собралась уезжать, то огласилось, что матушка подарила ей Гришку и велела собрать его в дорогу.

Гришкина мамка долго валялась в ногах у барыни, упрашивала и ее отдать с сыном, только бы не разлучаться. Но матушка слова не изменила. Глядя на Гришкину мамку и своего приятеля, всплакнул и Сергей, а потом решился попросить за них матушку.

Она разом вскипела:

— Отца родного хоронили — слезы не пролил, бесчувственный, а по холопьям разливается! Иди с глаз долой, волчонок!.. — и отвесила Сергею такую пощечину, что тот упал и зашиб голову.

Ненила поскорее увела его на улицу, прикладывала к шишке снег, говорила, что «до свадьбы заживет», что Гришке у новой госпожи, может, и поживется, что холопья судьба таковская, — болтала без умолку, утешая Сергея, а у самой рот кривился — вот-вот заревет…

Приезд дяденьки. Первое знакомство

Семен Степанович приехал в конце апреля, на пасхальной неделе. Близ полудня Сергей с дворовыми ребятами катал крашеные яйца на пригорке за старой усадьбой, когда Ненила, сидевшая рядом, с вязаньем, сказала:

— Глянь-ка, Сергей Васильич, никак, дяденька твой едут?