— А что ему делать, пока лошади не нужны? Они у него в порядке, сбруя и тарантас тоже, вот и ладно, — сказал Непейцын.
— Что он делать может, того сразу вам не скажу, — с важностью жевал подполковник, — но только надобно ему мастерство какое изучить, чтоб доход вам приносил. И Фильке вашему не много ль доверия оказываете? Расход всегда ль проверяете?
— Да помилуйте, он дядька мой с кадетских лет и без всяких отчетов деньги мои хранит. Сейчас, к примеру, у него несколько тысяч на руках, а сколько точно, разве я знаю?..
При слове «тысяч» подполковник изменился в лице — все черты изобразили тревогу, даже кадык заходил под овечьим подбородком, будто дух перехватило.
— Да как же можно, Сергей Васильевич? — воскликнул он. — А ежели украдет, да на корабль, да за границу?..
— Куда же он от меня, от родины, побежит? — улыбнулся Сергей. — Я ему больше, чем себе, верю. Надежнее человека нету.
Когда Леонтович наконец ушел, Сергей вздохнул облегченно. Вот и образованный и будто воспитанный человек, но, кроме своей выгоды, на уме ничего нет. Каково с таким Леночке жить?..
А с ней Непейцыну было по-прежнему легко и приятно. В следующие дни они не раз виделись в саду. При встрече после катания по Днепру Леночка попеняла, что не поехал, и очень смешно изобразила разговор старших, непрерывно повторяя на разные голоса шесть слов: жалованье, чин, крестьяне, овцы, доход, убыток. В воскресенье за обедом опять сидели рядом и, продолжая игру, Леночка обращала внимание Сергея на те же поминутно звучащие слова. В этот день один из офицеров увлек слушателей новым проектом получения прибылей в забугских степях. Они будто бы изобиловали растением войда, из которого легко добывать дорогую синюю краску. Собеседники подхватили тему, и началось обсуждение выгодности винокурен, уксусных и шелковых заводов. Потом Сергей и его соседка перестали слушать старших — Леночка рассказывала о своем детстве, о жестокой гувернантке, о старшей сестре, о Киеве, как маменька ее там не могла ходить пешком — там все с горки на горку… «Ффа-ффа!» — смешно отдувалась она, подражая подполковнице.
Но при всех достоинствах Леночки как собеседницы за столом Непейцын чувствовал себя стесненным в этом нарядном доме, среди золоченой мебели, на натертом до блеска полу. Нет, никогда не был светским, а теперь, с деревяшкой, и подавно. Он норовил прийти перед самым обедом и скрыться, когда все переходили в гостиную.
То ли дело в саду! Там Леночка держалась свободней, рассказывала забавное, а то заставляла его говорить и внимательно слушала, сидя рядом, такая красивая, сочувствующая. Конечно, и здесь не раз Сергей горевал про себя, что не мог быть ее парой в движении. Но, как и в первый раз, когда, увидев его, перестала подбрасывать волан, Леночка умела сдержать резвость, смягчить это горькое чувство.
Писем от Иванова не было, аттестат не приходил. Но теперь Сергей не тяготился ожиданием его в Херсоне, хотя страдал от жары куда больше, чем в очаковском лагере. Сильно ныла намятая при ходьбе культя, и середину дня старался проводить в своей комнате раздетый, освободившись от деревяшки.
Зато по утрам, часов в девять, почти ежедневно выходил в сад и садился на скамейку, окруженную деревянным трельяжем, завитым виноградом. Отсюда он слушал звуки фортепьяно, на котором в эти часы играла Леночка, Потом выходила в сад и усаживалась рядом с Сергеем. Пока подполковница путешествовала по лавкам, они дружно смеялись или рассуждали о чем-нибудь всерьез.
Однажды, когда Леночка, по обыкновению, насмешливо отозвалась о привычке своей маменьки долго торговаться с купцами и затем уйти, ничего не купив, Сергей сказал:
— Подшучиваете, а небось ни за что не согласились бы с нею расстаться.
И девушка, не задумываясь, ответила:
— О нет! Согласилась бы! Я и замуж пойду так, чтобы быть самой хозяйкой. Кому же охота вечно девчонкой считаться? Вот сестра так счастлива, что папеньку сюда перевели и около нее ни маменьки, ни свекрови.
— Но помилуйте, Елена Петровна, чем вам матушка помешала?
— О, вы ее не знаете! — сказала девушка с жаром. — Нам разговаривать она и вправду не мешает, раз папенька бог знает что про вас наговорил. На счастье, вы мне по душе пришлись, вот нам и славно! А то всё по указке — и люди и поступки!