Повесть о пустяках

На Царицынском и Воронежском направлениях красные перешли в наступление, и в половине февраля отряды белых в этом районе были ликвидированы. На Северном Кавказе Таманский красный отряд с боем прошел 500 верст через белые войска. На Восточном фронте 31-ro декабря красные отбивают Уфу, 22-го января входят в Оренбург, 24-го января занимают Уральск. К концу февраля красные войска выходят на линию Каспийское море — 100 верст западнее Гурьева, 60 верст восточнее Александрова-Гая, 80 верст восточнее Уральска, 100 верст восточнее Оренбурга, 65 верст восточнее Уфы, 80 верст восточнее Бирска, западнее Осы и Чердыни. 19-ro февраля красными был организовал Западный фронт. В его состав вошли 7-ая армия, латвийская и западная. В середине февраля латвийская армия заняла Курляндию, находясь в полуокружении врага. Против красного Западного фронта действовало 48 % тысяч белофиннов, несколько десятков тысяч поляков и германские добровольческие батальоны, в общем финнов, эстонцев, поляков и немцев было около 250 000 человек. На Северном фронте еще в январе англо-американские части были отброшены красными под Шенкурском. В течение февраля успехи красных на севере продолжают развиваться…

Муха Бенгальцева улыбается. Сквозь прищуренные веки кухня, снег за окном, весь мир за снегом, плита и Коленька, застегивающий френч, — кажутся розовыми. «Как хороша жизнь, даже в таком подштопанном виде», хочет сказать Муха, но слова складываются иначе:

— Мужчина обязателен, — произносит она.

Дора из хора не раздевалась с вечера. Она сидит на краю атаманки, веки ее опухли, глаза померкли, волосы не расчесаны. С тоской заламывая руки за голову, Дора поет мужским голосом:

Как эта глубь бездонная,
Как эта ночь туманная,
Сегодня нитью тонкою
Связала нас сама,—

Твои глаза зеленые,
Твои слова обманные
И эта песня звонкая
Свели меня с ума…

— С кем бы спутаться, с кем бы спутаться? — мучительно повторяет она.

— С Ильичом, — говорит Коленька, надевая полушубок.

17

В Петропавловской крепости, у коменданта Кудельки, — званая вечеринка. Пианист Бройдес играет Равеля, артистка Ратова-Неверина, с тяжелой соломенной косой, заложенной в три яруса вокруг головы, читает стихи Кузмина, хозяйка дома заводит граммофон с пластинками Вяльцевой. На стенах висят бумажные веера, открытки с головками Харламова, «Лихорадка» Катарбинского и ребятишки Бэм. Граммофонная труба в форме лилии выкрашена в цвета радуги. Жена Кудельки — вся в бантиках: в волосах, на плечах, на корсаже. Начальник крепостной охраны и отряда чрезвычайного назначения, скуластый латыш, — в красном галифе, в рубашке защитного цвета и при шпорах: волосы его, туго напомаженные и залакированные фиксатуаром, образуют в своей толще неожиданные трещины, подобно земной коре во время землетрясения. Южные американцы, кубинцы, жители Огненной Земли и Японских островов свидетельствуют, что к землетрясением можно привыкнуть, как к семейным сценам или к хроническому бронхиту. Комендант Куделько гостеприимен, разговорчив, поминутно угощает водочкой в огурчиками, с солеными груздями, с тешкой. Он поправляет пенсне на носу, теребит Коленьку за пуговицу френча и хлопотливо доказывает, что самым лучшим художником в мире является Кившенко.

— Эх, батенька, — говорит комендант Куделько, — у моего папашки в Лубнах, за Белявской левадой, была хата. Дык скажу вам, дорогой товарищ, что такой вишневки не водилось даже в монастыре Афанасия Сидячего. И текла, дорогой товарищ, река Сула. И ходили на Сулу парубки таскать налимов. На леваде росли тополя, а по вечерам пели лягушки. То есть так пели, прохвосты, что передать, дорогой товарищ, не-во-зможно! Каждый раз, приезжая в Питер, я шествовал в музей Александра III смотреть на Кившенку. Ну прямо дьявол, а не художник — лягушки так и прут! Революция, скажу вам, — грозный факт, сами знаете. По утрам за бастионом паляют в классовых врагов почем зря, аж башка трещит. Товарищ в красных портках потерял цвет лица через это. А вот, батенька, нет-нет, да урву минутку и — шасть в музей, поглядеть на Кившенку… Гришка, не балуй трофеями! — крикнул Куделько своему сыну.

Гришка, лет шести от роду, маршировал по комнате в сановной треуголке. Гришка послушно отложил ее на диван. Коленька прочел на атласной подкладке две буквы: Д. и В. Он отстранил стопку с водкой, повертел треуголку в руках.

— Трофейчики. Скальпы, — засмеялся Куделько. — Скоро отправляем первую партию в театральный отдел.

Коленька рассмеялся тоже…

Коленька несет под мышкой треуголку, завернутую в «Известия». Туман лондонского Сити лижет перила моста. Ветер бьет в упругие паруса тумана, город скрипит всеми снастями, плывет, вздымаясь на валы. Ветер срывает последнюю искру с папиросы. Папироса гаснет. Спичек нет…

18