Повесть о Платоне

Позвольте мне процитировать слова самого Поэта. «Затем, по прошествии шестидесяти минут (что равняется трем тысячам шестистам секундам летучего Времени) раздался новый бой часов, за которым последовали то же замешательство, та же боязнь, та же задумчивость, что и раньше». Некоторые из вас, без сомнения, озадачены. «Часами» называлась механическая система, вырабатывавшая это самое «Время». Первоначально, возможно, существовали крытые рынки, где люди могли приобретать Время, но в период, когда Поэт писал данные сочинения, люди уже научились делать компактные механизмы, производившие Время с помощью разнообразных колесиков и дисков. В том же контексте употребляется слово «маятник», обозначавшее некий объект, прикрепленный к часам. Был и особый «колодец»^[14], где хранилось Время, запасенное впрок.

Все данные, таким образом, свидетельствуют о том, что американцы считали Время неотъемлемым элементом своего существования. В тексте приведен некий тост или хвалебное слово в честь этого божества с рефреном: «Время, господа, прошу вас!»^[15] Возможно, оно было видимым существом. Я уже привел слова поэта о «летучем Времени», наводящие на мысль, что они видели некие крылатые или быстро проносящиеся фигуры; этим могут объясняться неоднократные упоминания о «приглушенных» или «тихих неясных» звуках, которые можно интерпретировать как шорох шагов или шелест крыльев. Тут я должен признать, что упоминание о замешательстве, боязни и задумчивости, которые вселяет в людей Время, производит на нас самих интригующее впечатление. Американцы испытывали в его присутствии страх, и его «полет» заставлял их погружаться в беспокойные размышления. При этом, хотя Время ни в коей мере не было для людей благодетельным, они верили, что в каком-то непонятном смысле оно составляет часть их тела. Например, биение человеческого сердца сравнивается со звуками, «которые производят часы, укутанные ватой». Отметим еще упоминание о «стрелках», которые, по-видимому, были угрожающе направлены в лицо обладателю часов.

Другое место в «Рассказах» предвосхищает открытия гораздо более поздней поры. Описав особняки американцев, автор высказывает предположение, что эти великолепные жилища «лепят судьбы» их обитателей; им свойственна некая «особенная атмосфера», которая действует на живущих в доме людей как «неодолимая и грозная сила». Любопытно, не правда ли? Этого историка минувших дней легко принять за пророка! Несколько дальше читаем вот что: «Мне давно поперек горла встала эта жизнь и наш девятнадцатый век. Убежден, что все идет как-то не так»^[16]. Задумайтесь об этих словах, о силе вложенного в них ощущения беды и обездоленности. В заключительной фразе горечи еще больше: «Пусть меня забальзамируют лет на двести». Здесь, конечно, пафос смешан с иронией. Если бы Поэт и вправду ожил двести лет спустя, его по-прежнему окружала бы эпоха Крота во всей своей безрадостной силе. Но его произведение доказывает, что, несмотря на все убожество и гнет, даже тогда случались прозрения и проблески, позволявшие заглянуть в иную жизнь, которой суждено было ярко воссиять в эпоху Чаромудрия. Благодарю вас.

12

Платон. Благодарю тебя. Кажется, им поправилось.

Душа. Великолепное выступление.

Платон. Но верно ли сказанное?

Душа. Да, насколько кто-либо может судить. Меня особенно порадовало твое рассуждение о времени. Время всегда интересовало меня — по крайней мере, пока оно существовало. И звучало все очень убедительно. Должна к тому же сказать, что жестикуляция твоя улучшилась.

Платон. В Академии меня учили вызывать образы, но я был плохим учеником.

Душа. Нет. Ты просто другой. Я с самого начала это увидела. Даже ребенком ты отличался от всех. Ты предпочитал одиночество. Отказывался играть с осколками зеркал.

Платон. Я был такой урод…

Душа. Нет. Это был страх. Когда надо было танцевать с другими детьми в лабиринте, ты с криком кидался прочь.

Платон. Так действительно было?

Душа. Я неотлучно тебя сопровождала. И когда ты прятался в развалинах слоновьего замка^[17], и когда оплакивал смерть наставницы.

Платон. Ее звали Евфрена. Это она привела меня в Академию. Это она показала мне книги.

Душа. Ты помнишь, как плакал?

Платон. Я помню, как пришел в Дом Умерших.

13

Добро пожаловать, малыш Платон. Добро пожаловать в Дом Умерших. Сюда пришла твоя наставница, когда конец ее стал близок. Одни горожане мягко и тихо исчезают, другие, прежде чем истаять, много столетий покоятся здесь в своих оболочках. Раньше мы думали, что в миг смерти тело лишается всякой памяти и всякого воображения; но недавно было доказано, что умершие видят сны. Они лежат здесь, и им снятся их былые жизни. Мы знаем это, потому что можем слушать их сновидения. Почему ты плачешь, малыш Платон?

14

Душа. И все же ты остался в Академии.

Платон. Долг удержал меня. Нет. Это был мой собственный выбор. Я хотел прочесть все старые книги. Я уже был не здесь. Я был там, в них.

Душа. Уютное положение.

Платон. Почему?

Душа. Там ты мог укрыться.