Повесть о первом взводе

Немногословный, неторопливый, в тесноватой гимнастерке, рукава которой были для него слишком короткими, казался он неуклюжим, но его большие и сильные руки умели абсолютно все и без дела не оставались ни минуты. С утра до вечера "облизывал" Долотов свою машину: то мыл ее, то не нравилось, как работает мотор, и он начинал регулировать зажигание, то часами кружил вокруг "студера", подтягивая болты и гайки, а иногда надолго забирался под кузов, и только перезвон ключей убеждал, что Степан там не спит.

Когда состояние машины не вызывало у Долотова сомнения, он шел к расчету. Так же неторопливо и неутомимо копал землю, помогал чистить орудие, а если надо было замаскировать пушку, никто не мог сделать этого лучше него.

Володя Гогебошвили - полная противоположность Долотову. Он смугл и черноволос. У него плечи борца и талия балерины, легкая походка и стремительные жесты. Водит машину Гогебошвили отчаянно и лихо. У себя на родине, в городе Ткибули, Гогебошвили работал шофером в шахтоуправлении. Жутко даже представить, что делал он на узких и опасных горных дорогах. Но ни одной аварии за ним не числилось, потому что водителем Гогебошвили был талантливым. Наверно, даже машины понимали это. Стоило ему сесть за баранку, как машина начинала нетерпеливо вздрагивать, готовая по первому желанию хозяина рвануться вперед на предельной скорости. Так приплясывает резвый конь, почувствовав в седле удалого всадника.

И еще Гогебошвили любит оружие. Свой автомат чистит два раза в день. Есть у него и "вальтер", за которым он ухаживает так же нежно. А на поясе, возле правого бедра, красуется трофейный кинжал.

Когда начинается бой, Гогебошвили старается найти повод, чтобы присоединиться к расчету. Лейтенант Столяров не раз запрещал ему принимать участие в боях, без особой на то необходимости. Шофер у танкоистребителей должен всегда находиться у машины: мало ли что может случиться... Но Гогебошвили уверен, что "особая необходимость" его участия в бою существует постоянно. При первых же выстрелах он бежит на огневую. Как правило, лейтенант тут же замечает это, и Гогебошвили приходится с той же скоростью бежать обратно к машине.

Какие дела у солдата на войне во время отдыха? Оружие почистить, в баньке помыться, постирать обмундирование, пришить пуговицу, чистый подворотничок... Разве еще побриться. Это, если есть чего брить... А если на щеках лишь светлый пушок, и усы у гвардейцев еще только пробиваются? Один лишь намек на усы. По-настоящему во взводе бреются только двое: Гогебошвили, у которого черная и жесткая, как проволока, щетина вновь покрывает подбородок и щеки через полчаса после бритья, и ефрейтор Малюгин, ящичный первого орудия. У Малюгина усы есть. Небольшие, аккуратные, цвета спелой пшеницы гвардейские усы. Единственные усы на весь взвод. А если взять помасштабней, то и на всю батарею. Малюгину тридцать два года, и во взводе, где, кроме него, нет никого старше девятнадцати, его считают стариком. Учитывая возраст и то, что остались у него дома жена и двое детей, Малюгина берегут, насколько это можно сделать на фронте.

Выделялся Малюгин во взводе не только усами и возрастом, но и своим вещмешком. Этот удивительно вместительный сидор Малюгин смастерил из двух обыкновенных вещмешков. Подбирал в него все, что могло когда-нибудь пригодиться. Не мог бывший колхозный кладовщик жить без запаса: от привычки никуда не денешься. И благодаря своему сидору оказывал Малюгин взводу услуги совершенно неоценимые. Потерял кто-нибудь пуговицу, нужен кремешок для зажигалки или трут для "катюши", требуется что-нибудь из шильно-мыльных принадлежностей, или кусок медной проволоки, сломалась, наконец, ложка, важнейший солдатский инструмент - шли к Малюгину. Знали - у Малюгина есть. И у Малюгина было. Он ворчал, до тоски скучно объяснял, что "вещь надо беречь", клялся, что отдает последнее, предупреждал, чтобы больше с подобными просьбами к нему не подходили, сами, мол, не маленькие - "дадено тебе имущество, так беречь его надо..." И давал. А когда опять что-нибудь нужно было, опять шли к Малюгину. И он снова давал.

За два дня отдыха, с помощью Малюгина, во взводе все, что нужно отремонтировали, отрезали, пришили, постригли, почистили и теперь маялись от безделья. Поэтому, когда командир первого орудия сержант Логунов сел перематывать обмотки, возле него собрался почти весь расчет. Оказался здесь и рыжий Григоренко, замковый второго орудия. Он пришел к своему другу Птичкину, а Птичкина не оказалось на месте. Птичкин тайно от командира взвода отправился в село, устанавливать контакт с местным населением и задержался там дольше, чем это положено, если приказано "соблюдать дисциплину".