А если лежишь под огнем. Просто лежишь. Бывает у солдата на фронте подобное "свободное время". Тогда и начинаешь думать. Всякое в голову приходит. Потом не все и вспомнишь. А вспомнишь, так никому рассказывать не станешь.
* * *
Григоренко остался возле прицела. Сел на станину и смотрел в сторону "пятачка", где находился расчет Угольникова.
Гольцев так и не понял, что Григоренко сделал. Ну, выстрелил несколько раз. Так он и раньше стрелял. А Птичкин и Трибунский достаточно повоевали, чтобы понять. И смотрели на парня с удивлением и великим уважением.
- Ты такой наводчик, Григоренко, - Птичкин не мог найти подходящее слово, которое могла бы объяснить, какой Григоренко наводчик. - Такой наводчик... Понимаешь, Григоренко, таких наводчиков вообще не бывает. Как ты это сумел? Десять снарядов уложил...
Григоренко не ответил. Будто и не услышал. Лицо у него было усталым, осунулся, будто весь день мешки таскал, или грузил что-то тяжелое... Все обошлось. И он не мог понять, как это получилось. Не верилось ему, что все обошлось. Есть в баллистике какая-то умная формула, которая объясняет закономерность рассеивания при стрельбе. И по этой формуле, хоть один снаряд, из десяти, да должен был лечь на "пятачок". А больше и не надо было. Григоренко этой формулы не знал. Он, кажется, даже не знал, что такое "баллистика". Просто понял, что стрелять надо и очень боялся, что снаряд может уйти к своим. Но обошлось. И сейчас, когда все кончилось, у него, внутри как будто что-то оборвалось. Ничего ему сейчас не хотелось, ни стрелять, ни разговаривать, ни думать. Просто сидел бы и смотрел в никуда.
* * *
Еще один снаряд ударил совсем рядом... Еще один... "Сейчас еще... - Логунов вжимался в стенку "пятачка"... - Куда ударит следующий? - А следующего не было. - Должно быть десять, - соображал Лгунов. - А сколько прошло? Надо было считать... Нет, наверно все... Кажется получилось. Надо встать и посмотреть. - Вставать не хотелось. Если бы сейчас командир приказал - вскочил бы. - А приказа нет, значит можно лежать... Вдруг вспомнилось: он сам сейчас командир взвода. Ему и вставать первым, и других поднимать".
Логунов встал, быстро глянул за бруствер. Там воронки и тела убитых автоматчиков, тех, кого достали осколки. А остальные? Остальные далеко. Остальные скатываются в овраг. Молодец Григоренко. А расчет лежит. Все целы. Обошлось! Получилось!
- Встать! - отдал команду.
Поднимались медленно, прежде всего смотрели за бруствер, потом друг на друга.
- Никого не зацепило? - спросил Логунов.
- Вроде никого, - неуверенно протянул Мозжилкин.
- Не, обошлось, - подтвердил Баулин.
- Меня, кажется, - Угольников поднял руку. Рукав гимнастерки был мокрым от крови.
- Давай перевяжу, - Мозжилкин вынул перочинный нож, разрезал рукав... Рана была небольшой. Полоснуло осколком, будто порезало, но неглубоко и кость не задело. С таким ранением и в санбат идти неудобно.
Мой осколочек, - занудно возник Баулин. - Мы же рядом лежали. Мне он и предназначался. Ошибочка, значит, произошла.
- Ты, Баулин, это прекрати, - отчитал его Угольников. - Следующий раз ложись подальше от меня, да и от всех остальных. Чего это мы за твою невезучесть рассчитываться должны. Или в другой взвод переходи. Вы посмотрите на него: сам невезучий, а его осколки ко мне летят...
- А Глебов что? - только сейчас увидел лежащего на земле Глебова Логунов.
- До того, - сообщил Угольников. - Как раз перед тем, как ты пришел. Шальная пуля. А бить по своим, ты что ли приказал?
- Не по своим, по фрицам.
- Хм-м... - Угольников посмотрел за бруствер, рядом, метрах в двух виднелась воронка. - Отчаянный ты мужика, Логунов, - признал он. - Я бы не сумел.
- Так побили бы вас автоматчики.
- Побили бы, - согласился Угольников. - Но все равно не сумел бы. Птичкин стрелял?
- Нет, твой Григоренко.
- Рыжий!.. - изумился Угольников. - Как это ты его заставил? Да он у прицела всего раза три - четыре стоял.
Логунов и сам удивился, как это он понадеялся на Григоренко.
- Некому больше было стрелять... А Григоренко сумел. Чего сейчас об этом говорить...
* * *
Со стороны Лепешек, на высотку поднялся танк. Железная коробка и пушка торчит. Издалека не разберешь: наш или немецкий. Танк он танк и есть.
- Этого нам еще не хватало, - увидел танк Угольников. - Все, хватит мотать, завязывай, - велел он Мозжилкину. - Баулин, Булатов, вы что, не видите?! Разворачиваем орудие.
- Не надо, наши, - остановил солдат Логунов.
- Так ведь оттуда фрицы, - напомнил Угольников.
- Нет там больше фрицев. Наши идут. Они немецкие танки разбанзали. Сейчас с автоматчиками разберутся.
* * *
Автоматчики были возле края балки, когда кто-то из них заметил танки. И конечно же, решили что это свои, немецкие танки, которые пошли в обход оврага, через Лепешки, чтобы уничтожить орудия. Увидели и остановились... Поняли, что артиллеристам сейчас будет не до них. Артиллеристы обречены. Сейчас можно уже не ползком и даже не пригибаясь, идти к высотке, где стояли орудия и покончить с ними...