– Во дворе. Кто не знает Шарика! – крикнул ей Шарик вдогонку. И побрёл передохнуть к ближайшей скамейке, где трескали семечками старухи:
– Жизнь прошла без оргазма, – одна бабка другой, громко перегрызая горло семечке. – Не могу понять почему так случилось? Комсомол, муж, работа, дети, завод, жизнь прошла на одной заводке, другие мужчины… – сбросила она шелуху с подола, – …не интересовали. Как-то было не до него, не до оргазма, будто я пыталась найти его в чём-то другом.
Её соседка по скамейке, затягивая потуже платок, прошамкала металлокерамикой:
– Природа совсем не глупа, и нельзя заменить то, что выстрадано тысячелетиями, миллионными постелями лет наслаждения. Словно розы – они с шипами.
– Опять стихами заговорила. Кто с шипами? Постели?
– Ты чем меня слушаешь? Наслаждения. В твоём случае виноват политический строй, элементарно тебе было некогда, некоторые должны подготовить почву, чтобы избранные оргазмировали, – посмотрела она почему-то прямо на Шарика. Тот смутился и закрыл глаза, притворившись спящим.
Совесть не давала покоя, до тех пор, пока я не взял трубку и не позвонил коту:
– Блин, чувак, извини, что я тебя утром ногой, – вспомнил как сегодня, опаздывая на работу, в одних трусах, посреди коридора, гладил брюки. А под ногами, играя на нервах, путался Том. Я долго его терпел, пока не поддел под живот правой, и отфутболил роскошным пасом прямо жене в ноги. Та вскрикнула и набросилась на меня, типа я тут второстепенный, вот животное – это другое дело – беззащитное. И пошло-поехало. Из искры возгорается женщина: манипулируя утюгом раскалённым, я прорычал:
– Тварь шерстяная…
– Ты мне? – перебила меня жена.
– Дай мне сказать… – неужели она способна испортить то, что нажито было между нами годами?
Жена промолчала, взяла Тома под мышку, и их смыло в соседнюю комнату, а меня – на работу.
– А я всё думал, позвонишь – не позвонишь, нужно ли принимать меры. Портить тебе обувь или не стоит?
«Я тебе испорчу!» – погрозил я пальцем про себя и с чувством исполненного долга взял со стола свежий журнал.
– Не скучай, скоро приду. Принесу что-нибудь вкусное.
– Всё равно это не любовь. Нет её.
– Как нет? Смотри, сколько её кругом валяется, – листал я журнал. – Окон губы жуют огоньки, обнажённые ноги витрины, глаза, волосы, рты, смешанные в порыве, люди не больше, не меньше – проститутки любви и пьяницы, – перелистывал я глянецевую десятку самых сексуальных женщин года.
– Люди – это конченные психотики, они хотят, они требуют, чтобы их любили: рвали для них букетами звёзды, глотали золотые шпаги соборов, застилали постелей пляжи с одеялами моря, признаниями набивали тумбочки, – обошёл меня в красноречии Том и добавил: – Только не надо путать людей и кошек.
– А у кошек разве не так?
– Да, по-другому. Бескорыстно!
– Ладно, успокойся Том, если тебе моей любви мало, город ждёт тебя, здесь есть кого полюбить, есть кого сделать поклонницей. Главное – чувствовать себя явлением, даже среди запаха плесени, октября, холода, дрожи, холерики, надо только набраться смелости.
– Так это на улице! Ты же меня туда не пускаешь.
– Тебе нельзя на улицу – пропадёшь. В смысле, засосёт красивая жизнь. Потом будешь приходить пьяный от счастья, только по утрам, только пожрать, не один.
– Спасибо Муха, накормила от пуза. Может, пойдём на асфальте полежим, вроде прогрелся уже, помечтаем.
– А тебе разве на работу не надо?
– Нет, я уволился. Надоела мне эта жизнь бродячая, да и дрессировщик тоже. Шарика за сахар не купишь, пусть поищет себе другого дурака! В общем, откусил я ему эту руку, которая меня кормила, так и бежал потом без оглядки: в зубах рука, в руке сахар?
– Отчаянный ты, Шарик, хотя правильно, пусть люди работают, им за это платят.
– Вот ты мне объясни, Муха, – завёлся Шарик. – Неужели так трудно научиться доставать из кармана сахар.
– Конечно, Шарик. Это же его сахар.
– Знаешь в чём его ошибка, да и других тоже: им кажется, что это они нас дрессируют. На самом-то деле это мне приходится выполнять кульбиты, чтобы он просто протянул руку с куском рафинада.
Муха зашуршала в углу конуры и достала из тайника кусок сахара:
– На, Шарик, успокойся.
– Спасибо, добрая душа.
– Скажи ещё, что я лучше поддаюсь дрессировке, чем люди, – рассмеялась весёлым лаем Муха. – Пойдём лучше в парк. День обещает быть жарким, а там тенёк.
– С тобой хоть на край света, – проглотил рафинад Шарик. – Но, по-моему, там ремонт, – включил заднюю правую и почесал свои худые рёбра.
– Тем лучше, народу меньше.
– Тогда догоняй, – рванул пёс из конуры на волю.
– С тобой бежать одно удовольствие, – трусила рядом с Шариком Муха по направлению к парку.
– А лежать – другое?
– Ой, и не говори.
– Сколько же здесь столбов, этак у меня на все не хватит.
– Ладно, тебе ли жаловаться. Куда думаешь теперь податься?
– Собираюсь на границу пойти служить, если пройду медкомиссию.
– Может, лучше сразу за?
– А там видно будет.
– Ты, кстати, слышал, тут конкурс объявили в отряды космонавтов.
– Нет ещё, а где это?
– Здесь рядом, в клубе «Собака вдруг человека» кастинг проводят.
– Ты уже сбегала?