Не поленившись, Шумон все-таки выслушал их всех и уселся думать.
Как не крутил он в голове рассказы монастырских героев об их приключениях, выходила явная несуразица. Существо, обладающее согласно догматам Братства возможностью творить ничем неограниченное зло действовало на редкость неумело и даже добродушно. Только этим он мог объяснить, что среди героев не появилось ни одной жертвы! Ни одной! Никто не потерял не то, что души — а даже руки или ноги. Все осталось при них.
Все как один возвращались в город целыми и невредимыми — исцарапанные, перепуганные, но целые. Только один ухитрился сломать ногу, да и то по собственной глупости. Дело там обошлось без Пеговых помощников и их злых козней. Да и этот случай с одноногим героем скорее вызывал удивление, чем восхищение его смелостью. Не случилось ни погони, со щелкающими за спиной зубами, ни преследования, ни удивительных чудес и знамений. Просто бежал человек, да споткнулся. Да и споткнулся-то он, уже подбегая к Гэйлю, на глазах у братии. Может быть, споткнись он тремя-четырьмя поприщами раньше, рассказ получился бы совсем другой, более красочный. Появилась бы в нем и схватка с самим Пегой и соблазнение большими деньгами и заморскими принцессами (бродили такие рассказы в народе после Саарского инцидента, бродили…) и грозный отказ от всех предложений и посрамление врага рода человеческого, и удачное бегство на одной ноге, но все вышло, как вышло, и приврать монах не решился.
Слов его гости сказали много, но пользы из разговоров Шумон не извлек.
Оставались еще, правда охотники и ловчие, что первыми вышли из леса, но разговоры с ними безбожник отложил на следующий день. Эти могли не только рассказать о том, что видели своими глазами, но и о Дурбанском лесе и Замских болотах.
Постояв несколько минут на солнце, он подошел к воротам, перед которыми его ждал брат Така.
Вчерашней мрачности на его лицо не наблюдалось, хотя и дружелюбным его назвать он не решился бы.
— Здравствуй, брат!
— Черт тебе брат, — угрюмо ответил монах. Шумон на секунду задумался.
— Ну, здравствуй друг.
— Черт тебе друг.
— Нда-а-а-а, — озадаченно протянул Шумон. — Сердит ты приятель.
— Черт тебе приятель, — монотонно ответил монах. Шумон понял, что любое обращение его к монаху у того есть готовый ответ.
— А вот Старший Брат обещал, что мне с тобой веселее будет.
— На кол бы тебя, для всеобщего веселья, — злорадно сказал монах.
Младший Брат Така чувствовал себя униженным поручением Старшего Брата Атари. Обида переполняла его. Будущее рисовалось темным и неопределенным. Единственным светлым пятном в нем сияло обещание Старшего Брата сделать его по возвращении в монастырь Средним Братом.
В очередной раз вспомнив об этом, он подумал, светлея лицом:
«Нет, братья, есть на этом свете польза и от безбожников, есть…»
Понимая, что твориться в душе у монаха, и оттого сочувственно улыбаясь, Шумон все же был настроен решительно — он хотел, как можно скорее уйти в лес, подальше от гостеприимства Старшего Брата. Если б хватило сил, он на руках отнес бы Младшего Брата к городским воротам, но, увы… Монах казался неподъемным.
— Сколь странен мир, — сказал тогда экс-библиотекарь, разглядывая спутника. — Безбожник стремится умножить славу Братства, а Младший Брат сидит в праздности и ругается!
Укор не подействовал. Монах даже не пошевелился. На его лице, хранившем вид оскорбленной добродетели, ничего не дрогнуло. Шумону показалось даже, что тот вовсе и не слушает его. Оглянувшись, он увидел башенки монастырской тюрьмы, что поднимались над стеной, вспомнил сырость каземата и невольно поежился. Каждое мгновение, что не отдаляло его от этой скорбной обители, он считал напрасно прошедшим. Тем более, что Старший Брат вполне мог и передумать.
Поняв, что монаха так просто сдвинуть с места не удастся, он зашел с другого бока.
— Между прочим, твоя задница не лучшая подпорка для этих ворот, — сообщил он ему. Младший Брат только плечом повел — не хватало еще выговора от безбожника выслушивать.
— Хотя, это твое дело. Можешь подпирать их и дальше, а я пошел. Так и передай Старшему Брату: «Ушел, мол, в лес Шумон. Велел добром поминать. Обещал вернуться».
Услышав это, а главное, увидев, что Шумон действительно направился прочь от монастыря, брат Така живо сбросил одолевавшую его меланхолию.
— Стой, безбожник! — крикнул он удаляющейся спине. Тот остановился, дружелюбно глядя на насупившегося монаха.
— Так. Как ты ко мне будешь обращаться, мы определились. А я, с твоего, конечно разрешения, буду обращаться к тебе по-прежнему — брат Така. Не возражаешь?
У монаха имелись возражения, но безбожник, не дожидаясь их, пошел дальше.