Повесть о Мизхаппаре (СИ)

-Нет, красноармеец Мамадияренко, я не успел взлететь... Но слава природе и Чарльзу Дарвину, что остался жив... - сказал, тяжело застонав, Курумбой.

Вот такие, вот новости у нас на сегодня, Сайитмират-ака.

Ладно, до следующих письменных встреч.

С уважением, космонавт-конструктор современных летательных агрегатов Мизхаппар.

14 июня 2009 года

5 часов 47 минут дня.

Космодром имени Василия Ивановича Чапаева.

Двадцать пятое письмо Мизхаппара

После неудачного космического исследования мы с друзьями выпили две бутылки водки и, взяв жженые кирпичи вместо мыла, направились в баню, чтобы как следует помыться. Когда мы прибили в баню, кочегар Мирзагумбир топил баню, кидая в топку лопатой опилки пропитанные мазутом. Это баня, построенная в восточном стиле, считается достопримечательностью нашего колхоза. Мы тихонько зашли вовнутрь через скрипучую дверь, напоминающую дверь избушки Баба Яги на курьих ножках, без окон без дверей, у лукоморья, где шумит дуб зеленый на ветру, гремя золотыми цепями, там где теряются в песках следы невиданных зверей. Это была раздевалка, там клубился пар, словно облака на горных вершинах Тянь-Шаня. Люди раздевались и одевались как призраки в густом тумане. Мы тоже начали раздеваться, и банщик Дарманкул спросил у нас сквозь густой туман, мол, не нужно ли нам мыло.

- Нет, спасибо, Дарманкул! Мы прихватили с собой жженые кирпичи! Ты лучше дай нам лунги (килт)! А то у Юлдашвоя нет трусов - сказал Курумбой.

- Хорошо! - сказал банщик Дарманкул и метнул простыни в нашу сторону через форточку своей будки, где он пил зеленый чай, утоляя свою жажду.

Раздевшись, мы накинули на себя простыни и, взяв тазики с ведрами, зашли в парилку. Курумбой шел впереди, одетый в кальсоны. Там, на горячих бетонных сидениях, сидели многие наши колхозники. Гремели тазики, и голоса, и под огромным куполом полутемные старинные стены отражали эхо. Полуголые люди в белых простынях и кальсонах напоминали нам грешных рабов господних, которые попали в ад. Некоторые неподвижно лежали на бетонных сидениях, словно покойники. Мы тоже сели и почему-то мне захотелось спеть какую-нибудь песню. Я запел песню Таваккала Кадырова "Ойласам шу дильбарим, маккорига ухшайдику" на стихи великого узбекского поэта Хамзы Хакимзоды Ниёзий, которого убила в горном Шахимардане разгневанная толпа, забив его камнями.

Ойласаааам шу дильбариииим, маккооооригаааа ухшайдику!

Рахми йуууук бир бевафоооо дильдоригааааа ухшайдику!

Эти строки в переводе звучат так:

О, оказывается, моя любимая похожа на хитрую девушку, друзья.

И похожа она на безжалостную развратницу, которая мучает меня в пламя ревности.

Баня сами понимаете, восточная, с хорошей акустикой, она превращает в приятный звук даже голос осла. Я пою, забывая себя, как соловей, в лесной опушке при луне у реки, в далекой России. Мамадияр не сдержавшись от восторга закричал:

- Э, до-оо-оо-оост! Жуфт болси-ии-ин! Эти слова означают "Браво, маестро!".

Тут оживились и другие люди, потом начали весело аплодировать. Некоторые даже аккомпанировали мне, используя в качестве музыкальных инструментов громыхающие тазики и миски. Это вдохновляло меня, конечно, и я продолжал петь на высокой октаве.

Эй Нихооооон, ёр ишкидин булди юраааааклар чоок - чооок!

Кокили бойнимга солган дооооооргааааа ухшайдикуяаааааааа!

Перевод:

О, Хамза, от кинжала любви сердце искромсалось в клочья

Её коса похожа на петлю шелковистую, а тело её - виселица моя.

У Курумбоя кровь заиграла в жилах, и он начал плясать, кружась в белых кальсонах как страшное торнадо, которое часто случается в штате Калифорния в США. Юлдашвой тоже не выдержал и начал плясать, вскидывая брови и двигая зигзагом руками, имитируя танец двух влюбленных змей во время спаривания. При этом он не забывал вилять задницей.

Тут случилась ЧП. Юлдашвой поскользнулся, наступив на небольшой кусок мыла, и, упал на бетонный пол, ударившись головой о бетонное сидение, где сидели зрители. Мы подняли Юлдашвоя и смотрим - у него из-под тюбетейки течёт кровь. Видимо, ему пробило голову. Мы оказали ему первую медицинскую помощь, перевязав поврежденный участок его головы простынью. Но кровь не останавливалась. Тогда Курумбой порвал часть своих кальсон и сказал:

- Куф-суф, эти не мои руки, а руки дедушки Гиппакрата!..

Потом этим лоскутом завязал шею Юлдашвоя. Он завязал так туго, что у Юлдашвоя расширились глаза, и язык его высунулся от нехватки воздуха как у дохлой коровы.

-Что Вы делаете, товарищ каминдон?! Почему его душите?! - спросил я с удивлением у Курумбоя.

- Если не завязать рану, кровь его не остановиться никогда! В шее человека находиться артерия! - ответил Курумбой, ещё туго затягивая петлю. Смотрю, Юлдашвой умирает. Я оттолкнул нашего вождя и освободил шею Юлдашвоя от петли. Хорошо, что Юлдашвой, жадно глотая воздух, пришел в себя. В парилке царила духота, как в газовой камере концентрационного лагеря "Маутхаузен" во время второй мировой войны. Вдруг раздался грохот, словно извержение вулкана в горах Камчатки. От сильного удара и толчка осыпалась штукатура купола.