— Слушаюсь, ваше благородие, — звонко ответили снаружи.
Поручик, торопливо надевая шинель, извинился перед полковником:
— Думаю, ждать нет резона, ваше сиятельство. Я провожу вас в штаб узла связи. Оттуда легче соединиться с Андреем Григорьевичем.
У Дундича еще раз шевельнулось подозрение: очень уж настойчиво предлагает себя в проводники этот франт. Неужели что-то заподозрил и теперь хочет лично передать полковника в руки генерала?
— А как же караул, дорогой друг? — с очаровательной улыбкой предостерег он Нуждина.
— Разрешите откровенно, ваше сиятельство? — глянул поручик в настороженные глаза полковника.
Тот кивнул и, достав золотой портсигар, вынул папиросу, предложил Нуждину.
Оказалось, после вчерашней пирушки у госпожи Пайковой, на Московской двадцать один, поручик страдал головной болью, а сердце его съедала черная ревность: разошлись ли его собутыльники или кое-кому подфартило, и он теперь нежится в пуховых перинах Веры Васильевны? А тут такой удобный случай, вместе с князем он легко доберется до Дворянской, а там до особняка Панковой один переулок.
Полковник слушал сочувственно. Не дав закончить, уже весело приказал одеться и быть его сопровождающим.
В помещении узла связи их встретил пожилой капитан. Узнав, в чем дело, начальник узла беспомощно развел руками:
— Телефон не работает. Очевидно, где-то на линии диверсия. Выясняем. Могу предложить, господин полковник, телеграф.
— Буду весьма признателен.
Дежуривший у аппарата унтер-офицер связался со штабом Шкуро, но оттуда ответили, что генерал занят. Но его поручению вести разговор будет начальник штаба полковник Бантовский.
— Передавайте, — несколько огорчился молодой князь. — Седьмой гусарский полк группы генерала Савельева прибыл в распоряжение генерала Шкуро и ждет дальнейших приказаний.
— Карту! — обратился капитан к поручику, прочитав сообщение из Воронежа.
Нуждин взял со стола десятиверстку.
«Держитесь южнее станции Графская, которую мы оставляем. Форсированным маршем следуйте до станции Отрожка. Ясно?» — выдавил аппарат длинную ленту, испещренную черными буквами.
— Ясно, — ответил Дундич, обдумывая, как теперь быть с пакетом.
Можно передать капитану и попросить срочно доставить в штаб. Но кто знает, попадет ли письмо лично генералу или его прочтет адъютант? И вообще, мало ли что может случиться с нарочным. Надо попытаться побывать в штабе самому. Конечно, риск огромный. Можно нарваться на личного знакомца князя. Но волков бояться — в лес не ходить…
— Когда примут в штабе? — спросил Дундич унтер-офицера, будто тот мог сам решить вопрос.
Спустя несколько минут пришел ответ: «Буду рад личному знакомству через час».
Дундич с легким вздохом взглянул на циферблат. Офицеры сделали то же самое. «Полчаса до города, полчаса назад. По дороге можно повредить линию связи. Рискнем», — принял он решение и снова наклонился к телеграфисту.
— Буду в сопровождении поручика Нуждина, — продиктовал Дундич.
Просветлевшее лицо поручика тут же потускнело, как только Бантовский сообщил, что ждет полковника Дундадзе одного.
Выйдя из дома, Дундич приказал адьютанту Казакову вести полк на станцию Отрожка, держась южнее Графской, пока сам он со Шпитальным, Скирдой и Князским нанесет визит в город. Когда Дундич попросил Нуждина проводить его адъютанта до лесной просеки, тот, в свою очередь, обратился с просьбой к полковнику поручить одному из своих телохранителей передать записку хозяйке дома по указанному адресу. Дундич вручил послание поручика Шпитальному, и они расстались добрыми друзьями.
Въехали в старинный парк, Дундич попросил Шпитального прочитать все же, что пишет «наш друг».
— «Милая Верочка! Страдаю. Передай с подателем для меня бутылочку коньяка. Серж», — то и дело ухмыляясь, прочитал ординарец.
— Заедем? — с надеждой спросил Князский.
— Заедем! — пообещал Дундич. — После штаба.
На Большой Дворянской не только не чувствовалось приближение фронта, но не было заметно вообще, что Воронеж прифронтовой город. Мелькали фаэтоны, дрожки, кареты; красочные вывески магазинов, кафе, ресторанов зазывали желающих утолить голод и жажду: огромные афиши кинематографа приглашали публику посмотреть последнюю ленту с участием несравненной Веры Холодной; праздная публика медленно фланировала по тротуарам. И если бы не группы офицеров возле штабных зданий да редкие патрули, можно было бы подумать, что Воронеж находится вообще на невоюющей территории.
Вот и сияющий огромными голубыми окнами «Бристоль». Дундич, передав повод Шпитальному, поправил папаху, одернул бурку и, приложив руку к груди, убедился — пакет на месте, сердце стучит не громче обычного. Внешне все выглядит нормально, но, взглянув на приятелей, заметил их необычное волнение: как-никак, а ведь к самому идет. Вдруг примет «сей минут», вскроет, прочтет — ноги не успеешь унести. Хотел что-то сказать, передумал, привычно ободряюще подмигнул. Для верности расстегнул — по забывчивости — кобуру, на всякий случай.