Повесть о красном Дундиче

Ускакал ординарец, а командир перевел половину отряда на другую сторону дороги. Поделился с бойцами своей задумкой: внезапно напасть на разъезд белогвардейцев, когда он будет возвращаться назад. Дундич выбрал удачный ориентир — высокий тополь, свечкой торчащий метрах в тридцати от кустарника.

— Как унтер доберется до тополя, — предупреждал командир каждого бойца, — тогда стреляй.

Предположение Дундича точно оправдалось. Солнце еще не успело растопить остатки тумана, винтующего на дне балки, а разъезд белых уже возвращался из Арчединки. По отрывочным возбужденным разговорам красные поняли, что унтеру и его соратникам удалось обнаружить основные силы буденовцев и, не ввязываясь в драку, благополучно отойти. Теперь об этом необходимо быстрее предупредить его превосходительство.

Как только спина унтера спряталась в тень тополя, внезапным громом раскатился по займищу первый залп. Почти весь его заряд пришелся на тачанку с пулеметом и унтера. Испуганные кони с диким ржаньем и храпом рванулись из постромок, опрокинули тачанку, подмяли под себя сбитых седоков.

Второй залп прогремел так же неожиданно. На этот раз буденовцы не кричали «ура», не свистели, не улюлюкали, стремясь нагнать побольше страху на врага. Стреляли молча, с остервенением, желая одного — не дать никому уйти. Наконец, поняв, что бьют сзади, казаки начали разбегаться по заливному лугу, скрываясь в зарослях краснотала.

И только тогда прозвенела команда:

— Но коням!

В это время со стороны Арчединки выкатился конный рассыпной строй двадцать четвертого полка. И как нельзя кстати: со стороны займища на отряд Дундича выдвинулась огромная кавалерийская масса. Наверное, мамонтовцы решили, что их разъезд напоролся на основные силы красных и теперь волей-неволей настала пора принять открытый бой.

А Буденный только и ждал этого. В обход белым уже скрытно двигался двадцать первый полк. Пока мамонтовцы разворачивали свои сотни для атаки, он обрушился на них с фланга.

Давно у буденовцев не было такой сечи. Никто из них не забыл, как конница Мамонтова, прорвав фронт, углубилась в тыл Красной Армии на двести километров. Белые не только расстреливали и вешали активистов, грабили их дворы, они выжигали целые деревни, угоняли стада, диким зверством надеялись вселить вечный страх в сердца людей. Но не страх — лютую ненависть к себе пробудили они у мужика и горожанина. После этого рейда к красным шли семьями.

И вот настал час расплаты. Дундич, заметив в рядах белогвардейцев полковника, направил своего Мишку на него. Офицер, признав во всаднике того красного дьявола, за которого Мамонтов обещал тысячу «колокольчиков», решил попытать счастья. Собрав вокруг себя с десяток казаков, он смело пошел навстречу Дундичу.

Не дожидаясь удара, Иван Антонович выстрелил в первого всадника. Тот повис на шее коня. Белые замешкались. Этого замешательства хватило, чтобы достать клинком другого и перепрыгнуть на коня полковника. Стиснутый в объятиях Дундича, офицер заорал, а конь, бешено вращаясь на месте, мешал белым сразить Ивана Антоновича саблей или пулей.

— Поворачивай к нашим! — приказал Дундич полковнику, уперев ему в бок дуло нагана.

И когда сильная лошадь одним броском очутилась перед строем красных, разведчик выстрелил несколько раз в наседающих кадетов.

Около тополя он спешился и передал пленника караульному, а сам, перезарядив барабан нагана, снова вскочил на прибежавшего следом Мишку и наметом погнал его туда, где не смолкал звон сабельной стали, трещали выстрелы, порой заглушая гром сечи, кричали люди и ржали лошади.

Не выдержав, мамонтовцы начали отходить к Дону, но не многим из них удалось добраться до белолобых круч правого берега.

По долгу братства

После того случая, когда Дундич сумел заманить полк мамонтовцев возле станицы Арчединки, стали белые действовать еще скрытнее, но и свирепее… И трудно было понять штабным, кто у кого орудует в тылу. Корпус ли Буденного, перерезав железную дорогу Царицын — Грязи, или корпус Мамонтова, пробившийся до самого Тамбова.

И если бы конники Семена Михайловича, не гоняясь за полками Мамонтова, взяли направление на Воронеж, город, скорее всего, не достался бы Деникину. Но перед корпусом была поставлена определенная оперативная задача: продвигаясь вперед, не давать возможности белым закрепляться и не забывать, что за спиной у него висит Кавказская армия барона Врангеля.

С боями пробились на земли Хоперского округа. В хуторах и станицах их встречали как желанных друзей-товарищей. На своей шкуре испытали казаки и иногородние порядки, принесенные царским генералом. Уж лучше большевистская продразверстка, говорили они, нежели деникинская конфискация так называемых излишков провианта и фуража.

— То-то, — говорил Семен Михайлович. — Так-то бы спервоначалу поступали, разве допустили б мы эту белую сволочь до самой Москвы? Ни в жизнь. А теперь сколько кровушки понапрасну проливаем. Ну ладно, казаки, на том и порешим, — заканчивал он очередной летучий митинг. — Ступайте по своим куреням. Делов-то у каждого невпроворот. Зима подступает.