Повесть о красном Дундиче

И вспомнил Иван свадьбы в родном селе. Задолго до венчания на доме невесты отец разваливал дымоходную трубу. И все знали: скоро в этом дворе запахнет жареной бараниной, кукурузными лепешками, скоро не только по усам польется голубой плавац, сладкий дынчач и мягкая сербская ракия… Иногда в Грабоваце можно было наблюдать странное зрелище — стоят пять-шесть домов подряд с разваленными трубами, а хозяевам радость — они гуляют…

Ехавшие впереди легких дрожек два большеусых хохла в свитках и высоких папахах, красные от самогона и весеннего солнца, держали наготове четверти первача. Поравнявшись с Дундичем и осоловело глядя на его кумачовый бант, сразу признали в нем командира. Низко поклонились, вытерли руки о концы расшитых рушников, откуда-то из глубины шаровар достали стаканы, и самогон, плескаясь и булькая, полился через края.

— Родимые, выпейте за здоровье молодых!

Дундич решил было потянуться к стакану, но Николай Казаков, который, сколько помнит Иван Антонович, на дух не принимал сивухи, твердо сказал:

— При деле мы непьющие.

— Я не пьющий, не курящий и на девок не смотрящий, — сказал один шафер другому, и тот от хохота согнулся пополам. Остряк одним духом одолел стакан, хрустнул огурцом. — Знаемо, боитесь, шоб не отравили. Вот дурни! Це ж наш комиссар женится. Снизу доверху дюже красный. Побачьте.

Всадники отвели коней, и Дундич увидел в дрожках каменное курносое лицо длинноволосого жениха, словно вдавленного в сиденье, и дородную молодуху в цветастой кофте и бархатной кацавейке. На высокой черной короне сплетенной косы небрежно болталась пришпиленная фата. Невеста чем-то напоминала Марию, то ли большими наивными глазами, то ли бровями вразлет. И Дундич почему-то искренне пожалел плюгавого мужичка, действительно сверху донизу красного. Красное лицо, обрамленное рыжей густой прической, красный, почти как у Дундича, френч, красные галифе с леями. И в довершение ко всему кумачовый бант на груди.

— Надо бы проверить документики, — сказал Казаков, давно доставший из вместительной деревянной кобуры обыкновенный наган.

Дундич снисходительно засмеялся. Чудак Казачок. Неужели не верит, что это настоящая свадьба? Зачем же формальностями портить людям настроение? И так уже обидели отказом выпить за здоровье молодых. Он глянул на Негоша. Тот не улыбался, пристально изучал седоков на подводах. А там парни и девки, мужики и бабы, сидя и полулежа, обнявшись, продолжали горланить песни и растягивать мехи гармошек.

— Ну, что гам? — вдруг гортанно крикнул жених, обращаясь к своим проводникам.

— Да ось той шпендик требуе документы, — ответил прибауточник, запуская руку в глубокий карман шаровар. После некоторого затруднения извлек помятый листок и протянул Дундичу. — Вот он, треклятый свиток. Що в ем написано, не знаю. Но печатку со звездой бачишь? То-то.

Дундич передал бумагу Казакову. Тот, с трудом разбирая украинские слова, прочитал, что какой-то предукома удостоверяет гражданский брак Панаса Голобородько и Оксаны Грищенко. Заверено личной подписью и фиолетовой печатью.

— Что ж, поздравляем, — сказал Дундич, обращаясь к молодым. Затем спросил у шаферов: — Вы из ближней деревни?

— Из самой ближней.

— Махновцев там нет?

— Были две недели назад. Теперь немае. Кажуть, тот Махно в Гуляй Поле сидить.

— Ну, счастливо вам! — тронул поводья Дундич.

Но один из шаферов снова протянул ему стакан, а жених попросил:

— Добрый человик, выпей за наше счастье. И хлопцы пусть примут.

Негош с готовностью протянул руку к стакану. Четверть пошла по рукам.

— Вот уважили! Вот спасибо! — нетвердо стоя на ногах, благодарил красноармейцев жених. Потом попросил шафера-хохотуна: — Подари им ярку, пусть шашлыком закусят. Гарные хлопцы. — Он толкнул в спину возницу, тот натянул вожжи, и сытые рысаки, гордо вскинув головы, легко покатили дрожки.

С гигиканьем, улюлюканьем, посвистом и звоном пролетела свадьба мимо отряда. Только легкая пыль еще не разбитой дороги осталась висеть в неподвижном воздухе.

Отряд неспешно двинулся дальше. Казаков, который так и не притронулся к угощению, пропустил вперед товарищей, оглянулся и обомлел: миновав лощину, повозки разворачивались широким фронтом. Так поступали сами конники, когда готовили пулеметную атаку.

И чутье не обмануло молодого разведчика. С бугра гулко ударил пулемет.

— Вот так свадьба! — только и успел сказать Казаков.

А Дундич, вскинув кони свечкой, обнажил шашку.

— За мной! — прозвенел, как сабельный удар, его голос.

Заметив решительный разворот отряда, часть бандитов, явно не ожидавших, что красные осмелятся двинуться на пулемет, порезала постромки, вскочила в седла и пустилась наутек, рассыпавшись по целине.

Дундич не выпускал из виду легких дрожек жениха и его охраны.

Выскочив из-за лесистого поворота, отряд уперся в речку, по-весеннему наполненную до краев. Единственный мост был забаррикадирован брошенными повозками. Пока разобрали затор, пока снова вскочили в седла — след банды простыл. Но отпечатки копыт и подков привели всадников в ближайший хутор.