Повесть о хлорелле

У таких людей, как правило, много друзей. «Проявите великодушие, — советуют они жертве, — ведь вы почти родственники… Нельзя ссориться с отцом. Восставать против родителей — дурно». Почему дурно? Где и в какой конституции записано, что родственное чувство превыше всего? Почему интересы общества и государства должны мириться с пережитками родовых связей? Только руководствуясь нечистыми расчетами, можно заявить: «Я поступил так потому, что хочу быть достойным наследником вашего отца». Но ведь в наследники не навязываются, их предопределяют законы общества и природы…

У директора филиала было достаточно оснований желать своему помощнику всяческих неудач. Рыбные пруды были уже тем нехороши, что ими занимался Золотарев.

— В ваших водах не хватит углекислоты, — предрекал он недоброе рыбным прудам, — а ведь без углекислоты ничто не растет. Когда еще развивающиеся в воде микроорганизмы, погибший планктон и оседающая на дно хлорелла дадут вашей водоросли углекислый газ!

Директор знал, что углекислые соли, запущенные в пруды, восполняют недостаток в углекислоте. Только упрямство могло ему подобную мысль внушить. Ответ Золотарева не удержал директора от такого же, не менее бесплодного вопроса:

— Сколько вы намерены отпускать хлорелле азота, фосфора, железа, магния и других микроэлементов? Ведь эти дозы еще недостаточно известны.

— Они так же не были известны для таких низших растений, как дрожжи, бактерии и плесени, — с завидным спокойствием продолжал отбиваться Золотарев. — Химики теперь не жалуются, производство из-за этого больше не страдает. Дело во времени. Придется и нам потерпеть.

О рыбных прудах директор и его помощник больше не говорили. Из главного управления вскоре прибыл приказ передать дела филиала Золотареву.

— Я вовсе не собирался быть всю жизнь чиновником, — сказал Петр, — желаю вам успеха.

В этом пожелании не было внутреннего согласия. Плохо скрываемое огорчение соперничало с великодушием и решительно его оттесняло. Он не простил этого будущему родственнику, и ничто уже не могло их примирить. Почувствовал ли это Золотарев, и ему захотелось не доводить спор до крайности, или доброе сердце подсказало приласкать обиженного Петра. — Лев Яковлевич предложил ему писать докторскую диссертацию на материале о рыбных прудах.

— Вы что, утешить меня хотите? — обидчиво спросил прежний директор.

— Нет. Я рад всему, что может сохранить нашу дружбу.

— Почему бы вам не заняться этой темой? — с той же ноткой недоверчивости спросил он.

— Мне было бы вдвойне приятно, если бы диссертация удалась вам.

— Спасибо, — холодно ответил молодой Свиридов, — я буду впредь осторожней выбирать себе друзей и тему для диссертации.

— Тогда я попрошу вас о другом, — все еще любезно, но более твердо произнес Золотарев, — не будем огорчать наших близких. Сделаем вид, что между памп ничего не случилось… Ведь оттого, что мы огорчим их, нам, право, легче не станет. Обещайте мне.

Лев Яковлевич протянул руку, и неизменно деликатный Петр пожал ее.

* * *

Труды Юлии не были напрасны. Брат запомнил совет сестры — приглядеться к Марии и воздать должное ее достоинствам. Мария, в свою очередь, запомнила назидания подруги — сделать все возможное, чтобы овладеть сердцем ее брата. Единственное, что Мария решительно забыла, это примирить отца с сыном, утвердить в доме мир…

Подруги еще некоторое время продолжали встречаться в уютной комнатке Юлии и радовать друг друга признаниями. Мария жаловалась, что у Петра холодное сердце, вряд ли он способен кого-нибудь любить. При этом не говорила, какой именно любви она ждет от него: приукрашенной, подобной той, какую описывают в книгах и показывают в кино, или обыденной, житейской…

Встречи подруг вскоре прекратились, обе оказались занятыми по горло: одна — своими работами в лепрозории, другая — воспитанием будущего мужа. Тем временем Юлия утратила интерес к судьбе брата, а болезнь отца сделала заботу об их примирении менее настоятельной.