Государь, дрожа, вернулся в спальню, а Идасси, хотя его никто не приглашал, забежал за угол, ухватился за рогатый карниз, перекинулся на крышу, пробежал к галерее за государевой спальней, спрыгнул вниз и, отколупнув, как вчера, створку окна, запустил глаза внутрь.
Руш, ожидавший в государевой спальне, кланяясь, доложил:
– Государыня-мать велела запереть вас в спальне, пока вы не извинитесь перед братом.
Государь сел на кровать и собрался плакать, а чиновник отпер стеклянную, с вырезанными на ней цветами дверцу шкафа и достал оттуда часы.
– Это что такое? – закричал Инан.
Руш поклонился:
– Повеление государыни: взять игрушку и отдать его высочеству Варназду, ибо всякий проступок должен сопровождаться возмездием.
Государь, закрывшись рукавом, зарыдал.
– А ну положи на место!
Руш обернулся: в комнату, через подоконник, впрыгнул темно-рыжий юноша в форме лицеиста Белого Бужвы, худощавый и широкоплечий, и с широким ножом в руке. Руш выпучил глаза, а Идасси выхватил у него игрушку и запихнул обратно в шкаф с такой силой, что серебряные луны затрепетали и на верхушке часов распахнулось окошко, из которого выскочила фигурка человечка в платье налогового инспектора.
– Как-как так… – с изумленной злобой начал Руш.
Тут Идасси одной рукой схватил Руша за волосы, а другой приставил ему нож к горлу, и в этот миг он не показался Рушу худощавым юнцом. Напротив, первый министр почувствовал, что у юноши железная хватка, и что пальцы, вцепившиеся Рушу в волосы, из той же стали, что и нож у его шеи. А Идасси запрокинул Рушу голову, осклабился и спросил:
– Ты что за подземная тварь, чтобы обижать государя? Что это он сделал, чтобы плакать?
– Я… – сказал Руш, – именем государыни Касии… Государь вчера изволил ударить своего младшего брата…
Идасси ударил чиновника коленом в бок. Тот отлетел в угол и там нанизался рукавом на завиток в подсвечнике.
– Государь, – сказал Идасси, – волен бить кого угодно и за что угодно! Нет такого, что было бы не позволено государю, а воля государя – закон! А ты, собачья сиська, что такое?
– Я – первый министр, – вскричал Руш.
– Если ты первый министр, – усмехнулся Идасси, – где же твоя юбка?
Государыня Касия, как мы помним, любила, чтобы угодные ей молодые люди во внутренних покоях надевали юбки.
Идасси обернулся к государю и продолжал:
– И как вы, государь, терпите этот горшок с повидлом! А ну пишите указ: уволить свечным чиновником!
Государь обомлел, а Идасси хлопнул парой ящиков, отыскал бумагу и тушечницу. Руш хотел было закричать и убежать, но Идасси ударил его и показал нож, а потом на всякий случай запер изнутри дверь.
После этого Идасси сел за столик и сказал:
– Итак, государь, кем вы его хотите сделать?
– Свечным чиновником, – как во сне, ответил Инан.
Идасси написал указ по форме, которую они недавно изучали в лицее, а государь поставил свое имя, снял с шеи золотую печать с изображением мангусты и оттиснул ее на указе.
После этого Идасси снял со стола драгоценное шитое покрывало, вырезал ножом в покрывале дырку, чтобы получилась короткая юбка со складками в виде волн, оборвал с Руша штаны и надел на него это покрывало, – сунул в руку указ об отставке и выпихнул министра наружу.
– Щенок, – завизжал Руш, – тебя завтра казнят!
Тут рыжеволосый наглец подбоченился и сказал:
– Если меня завтра казнят, то послезавтра мой дядюшка явится под самый Небесный Город, чтобы отомстить за смерть ненаглядного племянника, обдерет столицу, как свинью к празднику, а тебя повесит за твою колбасу!
А государь повалился на кровать, как маленький, и принялся хохотать и хлопать в ладони. Потом опомнился и спросил:
– Эй, а что это ты сказал про дядюшку?
– Видишь ли, – засмеялся Идасси, – ты мне не соврал, что ты настоящий император, а я тебе не соврал, что я настоящий король.
Если бы Руш просто ретировался с указом, это было б еще туда-сюда, но когда Руш, на глазах двух десятков чиновников, выскочил из павильона в оборванной скатерти вместо штанов, – тут уж скрыть происшествие было невозможно.
Государыня Касия сначала обомлела, слушая рассказ Руша, а потом расхохоталась. Рушу это показалось досадно, – государыня прогнала его прочь. Пришли девушки, убрали государыню к дневной аудиенции: та сидела в задумчивости.
Никто лучше государыни Касии не знал, насколько серьезна была угроза Идасси. Нахальный варваренок! «Если меня убьют, мой дядя воспользуется этим, чтобы разорить империю!» Может быть, варвары и не дойдут до столицы, может быть, удастся перекупить половину баронов, – все равно! Государыне казалось, что даже половинка разоренной провинции, – слишком большая плата за казнь одного наглеца.
Государыня Касия была мудрой правительницей, никогда не причиняла людям зла, не взесив последствий, и никогда не казнила больше, чем нужно. И она понимала, сколь опасна политика, которой империя придерживалась последние пятьдесят лет, – политика искоренения армии.