Повесть о Гэндзи (Гэндзи-моногатари). Приложение

Главным источником цитирования для Мурасаки были японские пятистишия, хотя она весьма широко цитирует и китайскую классику, и буддийские источники. Стихотворные цитаты, вплетенные в ткань «Повести», придают тексту необычайную емкость, расширяя его эмоциональное и образное содержание.

Широко пользуясь арсеналом средств, представленных ей японской поэзией, Мурасаки распространяет на прозу те эстетические принципы, которые этой поэзией были выработаны.

В XVIII в. Мотоори Норинага, анализируя «Повесть о Гэндзи», пришел к выводу, что все ее части соединяются воедино общей эстетической окрашенностью, пронизанностью единым духом – «моно-но аварэ».

«Это произведение вобрало в себя все проявления «моно-но аварэ», какие только есть в мире, и было создано именно для того, чтобы заставить читателей глубже проникнуть в это понятие», – писал Мотоори Норинага. Отвергнув все иные толкования, он заявил, что смысл «Повести о Гэндзи» (как, впрочем, и всей хэйанской литературы) сводится единственно к раскрытию сокровенной сути «моно-но аварэ».

Стр. 47

Что же такое «моно-но аварэ», по мнению Норинага?

«Сначала это был возглас удивленного восхищения, невольно вырывающийся из глубины души, когда человек что-то видел, слышал или осязал… Восхищаясь луной или цветами, восклицаешь, к примеру: «Ах, какие чудесные цветы! Харэ! Что за прекрасная луна!» Так называемое «аварэ» и возникло путем соединения этих двух возгласов «ах!» и «харэ!» Непосредственное выражение восхищения, смешанного с удивлением, – вот в чем смысл этого понятия… В более поздние времена слово «аварэ» стали писать знаком «печаль», можно подумать, что и обозначать оно стало исключительно ощущение грусти-печали, однако это не совсем так. «Аварэ» выражает не только печаль, оно может относиться к радостному и к прекрасному, к приятному и занятному – словом, ко всему, что способно исторгнуть из души возгласы «ах!» и «харэ!»»

В эпохи более ранние понятие «аварэ» обозначало безыскусно-простодушное удивление, рождавшееся в душе человека при виде окружающих предметов и явлений, сочувствие, сопереживание, сожаление, направленные непосредственно на объект. «Аварэ» выражало чувство прямое и ясное, пронизанное ощущением вечности, таящейся в изменчивости.

В эпоху Хэйан в понятии «аварэ» появился печально-трагический оттенок, оно стало выражать ощущение мимолетности бытия и неотвратимости увядания.

Посредством «аварэ» постигается сущность «моно». «Моно» же – это «вещь» (предмет или явление), лишенная облика, вещь вне ее отдельного проявления, сущность вещи. «Моно-но аварэ» – стремление души к вечным истокам вещей, желание уловить их ускользающий смысл.

«Моно-но аварэ» – во внезапном постижении взаимосвязанности, взаимообусловленности природы и человека, внутренней подчиненности всего сущего высшим законам судьбы. Отсюда в поэзии – стремление установить связь между внешне далекими предметами, увидеть сокровенную общность мира.

Мир в эпоху Хэйан воспринимался не как самоценно существующая реальность, прикосновение к которой вызывает непосредственное чувство восхищения – «аварэ» (как это было в более древние времена), а исключительно как объект эстетического переживания, рассматриваемый сквозь призму «моно-но аварэ», как совокупность символов, доступных лишь избранным – тем, кому понятен смысл «печального очарования вещей» – «моно-но аварэ».

Желание найти гармонию внешнего с внутренним, объекта с субъектом, требовало не ясности, а зыбкости восприятия. Важно было уловить не какое-то одно из двух присутствующих в предмете начал, а их грань, начало их взаимопроникновения. (Недаром Фудзивара Кинто (966—1041) в трактате «Девять разрядов поэзии» – «Вакакухон» – самым совершенным назвал такое стихотворение: «Думами устремляюсь / к ладье, что вот-вот исчезнет / за островом в бухте Акаси, / едва различимому / в зыбкой утренней дымке.)

Дух «моно-но аварэ» лучше, чем где-либо, выражен в хэйанских моногатари, и прежде всего в «Повести о Гэндзи».

Стр. 48

Произведение Мурасаки традиционно противопоставляют «Запискам у изголовья» Сэй Сёнагон, считая, что первое является воплощением красоты «моно-но аварэ», а второе – воплощением яркой и броской, обращающей внимание на изощренность внешних связей красоты «окаси». Действительно, автор «Записок» видела и описывала предметы ярко освещенными, а в произведении Мурасаки мир словно окутан дымкой, сквозь которую неясно проступают очертания предметов, человеческие лица.