Повесть о дупле Уцухо-Моногатари. Часть 1

Как-то генерал Масаёри позвал к себе Суэфуса, чтобы он написал кое-какие деловые письма. Генерал велел убрать южные покои и приготовить необходимое для приёма. Он надел парадное платье и вышел навстречу к Суэфуса. Вынесли прекрасно накрытые столики с угощением, хозяин преподнёс гостю вино. Все молодые господа пили с ним, а генерал беспрерывно подливал. Суэфуса написал бумагу, о которой просил Масаёри, и ещё некоторое время оставался в усадьбе. Он погрузился в мечты об Атэмия, ему казалось, что душа его улетает из тела, что он горит в огне. «Когда в былые времена я учился сочинять стихи, я преодолел множество трудностей, благодаря любви к Атэмия. А сейчас меня приглашают в этот дом», — думал Суэфуса. Ему захотелось сочинить что-нибудь для Атэмия. Он написал стихотворение, вручил его Мияако, чтобы тот отнёс его Атэмия:

«Если в моей груди

Останется что-то ещё,

Что спалить может пламя любви,

Не выйдет наружу огонь,

И его никто не увидит.

Нет такого места, где бы мог я его спрятать». Вручая Мияако письмо, он сказал:

— В этом письме я касаюсь обыденных дел, отнеси твоей сестре и принеси мне ответ.

— Она такие письма даже не читает, — ответил Мияако. — Однако, когда будет удобный момент, я замолвлю слово. Уже давно мы с вами не занимались китайскими классиками, — продолжал мальчик. — Вы мне не велели читать с другими, вот я совсем и не занимаюсь, а это очень плохо!

— У меня сейчас нет свободного времени. Но если ты будешь передавать письма Атэмия, я обучу тебя всему, чему учу наследника престола.

— Все учителя так говорят. Эдак я останусь неучем, — вздохнул мальчик.

Он отнёс письмо Атэмия, она очень этому удивилась и письмо отбросила.

* * *

Святой отец Тадакосо выполнял великие обеты и всё время молился перед изображением Радостного Будды[618].

Как-то раз, налив в тушечницу воды, над которой прочитал заклинания, он написал:

«Суетный мир покидая,

Думал, что больше

Не буду знать я печали.

Не ведал, что много страданий

Ты для меня припасла».

Все молитвы его оставались безответными.

* * *

В четырнадцатый день третьего месяца семейство Масаёри отправилось в Нанива для выполнения обряда очищения в день змеи[619]. Все господа поехали туда, и в усадьбе почти никого не осталось. Было приготовлено шесть вмещающих сто пятьдесят коку риса лодок, с крышей из коры кипарисовика, обнесённых высокими перилами и украшенных золотом, серебром и лазуритом. Паруса на лодках были привязаны толстыми белыми канатами, снаряжение отделано позолотой, все занавески выкрашены ‹…›. В каждой из лодок было по двадцать лодочников и четыре рулевых, все они были нарядно одеты и все, как на подбор, красивы. Управляющие поместьями Масаёри в провинциях прислали необходимое для лодок снаряжение.

В первую лодку сели вторая жена Масаёри, Дзидзюдэн и Атэмия, во вторую — другие дочери от второй жены, в третью — семь замужних дочерей генерала. С ними было по двадцать взрослых прислужниц, по четыре юных служаночки и четыре низших служанки — все дамы из хороших домов, одетые с особой тщательностью. В четвёртую лодку сели сам генерал, Накатада, Судзуси и Санэтада. В пятую — семь зятьёв Масаёри. Часть прислужников генерала и его второй жены сели в большую лодку, часть плыли в маленькой. Когда проплывали мимо ивы, называемой «ива в короне»[620], жена Масаёри сложила:

— Ива не может

В бледно-алое платье

Одеться.

По-прежнему нити

Зелёные сучит…[621]

Дзидзюдэн произнесла:

— Мне показалось было,

Прибрежные ивы

Покрылись цветами.

Нет, то белые Цапли

На ветках сидят.

Атэмия сочинила:

— Много уж лет

Дерево это зовут

Ивой в красных одеждах.

Но с каждым годом всё зеленее

Становятся листья её.

Наконец доплыли до Нагасу[622].

Увидев стоящих на берегу журавлей, пятая дочь Масаёри, жена принца Мимбукё, сложила:

— Тысячелетний журавль

На берег спустился.

Может быть, назовут

Это место отныне

Отмелью вечности.

Услышав пение соловья, вторая дочь Масаёри, жена принца Накацукасакё сложила:

— Быстро пройдёт весна,

Что сейчас цветёт

В бухте Нагасу.

Слышу, как соловей

Плачет горько о чём-то.

Четвёртая дочь Масаёри, жена военачальника Левой императорской охраны, произнесла:

— Свободно льётся

Пение соловья,

Что грустит

О весне уходящей.

Всё поле опять цветами покрылось…

Жена Мимбукё сочинила: