Повесть о дупле Уцухо-Моногатари. Часть 1

— Если Суэфуса хочет нанести визит управителю нашего университета, то почему же вы не желаете взять его с собой? — удивился Тадатоо. — Разве он не студент Поощрения Учёности, в котором учатся все Фудзивара? Если у него поношенное платье, что же, таким оно и должно быть у студента университета. От шляпы мало что осталось, платье на нём цвета желудей, все в лохмотьях, носки дырявые, он худ — такими и бывают талантливые студенты. Эти люди имеют право явиться с визитом к управителю университета. Человек бездарный, у которого живы родители и который пользуется их влиянием, тот, что даёт взятки, втихомолку угодничает перед сильными нашего мира и льстит им прямо в лицо, не может считаться настоящим студентом. В самом деле, когда это студенты беспокоились по поводу подобных пустяков? Идём же скорее к нашему управителю. — И он обратился к Суэфуса: — Пожалуйста, пойдём с нами, ведь ты истинный студент (…).

— Поскольку поэтический турнир обещает быть более интересным, чем обычно, я хотел обязательно присутствовать на нём, но того, что все литераторы явятся ко мне, я и желать не мог, — сказал Масаёри.

Он велел управляющему приготовить приём в павильоне для ужения рыбы, который находился на острове посредине пруда. В павильон отправились и заняли там свои места сановники, принцы, военачальники Личной императорской охраны и сам Масаёри. Потом прибыли учёные и литераторы и сели в ряд друг подле друга.

Пир устраивали на скорую руку. Слуги поставили перед каждым из гостей столик. Подняли чаши с вином, и началось угощение. Масаёри предложил тему для сочинения стихотворений. Пирующие, выбрав рифмы, стали сочинять стихи на восемь рифм[558]. Все принимали в этом участие: сановники, принцы, члены семьи Масаёри, дети. Когда кончили сочинять стихи, их преподнесли хозяину. Секретарь Палаты обрядов начал читать стихи вслух, а все гости — вторить ему.

Наступила ночь. Между столбами были повешены фонари, поставили в ряд светильники, зажгли факелы ‹…›. Когда секретарь увидел стихотворение, сочинённое Суэфуса, он сразу понял, что это сочинение выдающееся, и, спрятав его, читать не стал. Придворные и принцы и не знали, что среди них находится Суэфуса.

Все, начиная с хозяина, играли на кото, вторя голосу чтеца, декламирующего замечательные стихи; музыка и голоса делались всё более звучными.

Тогда Суэфуса сам громко прочитай стихотворение, которое он сочинил. Его выразительный голос не уступал по красоте звукам корейского колокольчика.

— Там кто-то декламирует стихи, которые сегодня не читались, — сказал, услышав его, Масаёри. — Кто это?

Никто из учёных ему внятно не ответил.

— Он прочитал стихи необычайно глубокие по смыслу и таким красивым голосом, что его не спутаешь с голосами других людей. Замечательно! — продолжал Масаёри.

Он велел всем замолчать и спросил громко:

— Кто там, в углу среди студентов прочитал это превосходное стихотворение? Как ваше имя?

— Я Фудзивара Суэфуса, проживающий в западной части университета Поощрения учёности, — ответил тот испуганным голосом.

— Замечательный эрудит! Подойдите сюда! — пригласил Масаёри.

Суэфуса, пройдя через толпу, приблизился. При горящих факелах, от которых было светлее, чем днём, фигура, представшая перед Масаёри, была донельзя нелепа. Не в силах удержаться, все прыснули со смеху. Некоторое время стоял невообразимый шум, но скоро всё затихло.

— Кто были ваши родители? У кого вы учились? — спросил Масаёри у студента.

— Ваш покорный слуга — старший сын старшего ревизора Императорской канцелярии Нанкагэ, который ездил с посольством в Танское государство. Я студент, назначенный на стипендию. Мой отец состоял старшим ревизором и советником санги. Он был убит. Братья мои уехали далеко, из других родственников никого не осталось, я единственный потомок Нанкагэ. ‹…› В семь лет я поступил в университет, сейчас мне тридцать пять. И всё это время я веду жалкое существование на грани между жизнью и смертью. Утром я не отрываясь читаю книги у окна в университете; вечером, когда меркнет свет, собираю в густой траве светлячков; зимой занимаюсь при блеске снега. Так я живу многие годы. В наши дни профессора черствы сердцем и необычайно скупы, поэтому за двадцать с лишним лет я ни разу стипендии не получил. Сейчас люди, которые своим делом избрали военное искусство, вменяющие себе в обязанность зло, ставшие мастерами в охоте на медведей, в соколиной охоте, в ловле рыбы, — эти люди теперь поступают в университет и, хотя не могут отличить чёрное от красного, через голову многих студентов ‹…›. Таким образом многие оказались впереди меня.

Суэфуса говорил всё это, стоя перед многочисленными учёными и проливая кровавые слёзы. Среди слушавших его не было ни одного, который бы, в свою очередь, горько не плакал.

— Что это за порядки, о которых рассказывает студент? — спросил Масаёри.