20 октября (по нов. ст. 2 ноября. — И.Н.) 1919. Воскресенье
Сегодня у меня ночевала Таня. Идем мы с ней сегодня по улице и вдруг видим — Девятое. «Дома?» — спрашивает он, и мы вспомнили, что Мамочка очень не любит, когда он у нее бывает. «Нет, — говорим, — на лекцию ушла». Он и ушел.
В гимназии наш класс устраивает утро с помощью Кракова. Поставим сначала «Цыгане» Пушкина. Он предоставил нам самим выбрать актеров. Земфирой выбрали Мирмилоштейн, она лицом очень подходит. Но как читает ужасно. Тогда выбрали меня. Однажды за уроком Краков спросил меня: «Мадмуазель Кнорринг, вам очень легко учить стихи?» «Да, — говорю, — очень». «А вы сами пишете стихи?» (Щекотливый вопрос) «Да». «Ну, вот после „Цыган“ вы что-нибудь прочтете». А у меня стихи плохо подвигаются. На уме политика, гимназия, «гражданские» темы. Но этот разговор меня подзадорил. Оправдаю его доверие! Наша классная наставница — Вера Александровна Медведева, низенькая старушка, на вид такая тихая, добренькая, на самом деле ужасная злюка! Зовут ее Медведиха, Апис, Ариманиха, Морж, Моська из акульей породы, Янус двуликий, Рожа, Сучка, Акула-Моська, Мартышка, Мартын Иванович. После перемены она сейчас же приходит в класс, и если придти после нее, она тихим ровным голоском начинает читать нотацию. «Да как же вы поздно приходите, как вам не стыдно, вечно вы со своими шалостями!» К Тане она особенно несправедлива! Зато мы ее изводим…
Больного места не коснусь — страшно.
29 октября (по нов. ст. 11 ноября. — И.Н.) 1919. Вторник
1 (по нов. ст. 14. — И.Н.) ноября 1919. Пятница
Недавно потеряла 50 рублей, данные мне на 3 обеда, и решила, никому ничего не говоря, занять у Тани 20 р. и 2 дня поголодать. Вчера Мамочка не ходила на службу и попросила меня взять в гимназии в столовой, если можно, жаркое; и дала мне 12 р. Я ей отдала свое жаркое, а деньги взяла себе. На них я сегодня и завтра в технологической столовой буду покупать по 3 гарнира, а потом приходить в гимназию и делать вид при Лидии Петровне, что иду обедать. В это дело я посвятила Таню, потом Тосю (Дубнер) и Ксеню Пугачеву, чтобы они как-нибудь случайно не выдали.
Недавно в Харькове арестовали массу коммунистов. Открыли их очень странным, романическим образом: один офицер возвращался вечером домой и захотел есть. Зашел он в лавочку на Пушкинской улице и спросил, сколько стоят огурцы? Торговец загадочно подмигнул ему и, отпустив всех покупателей, сказал: «Петинская ул<ица>, такой-то дом, в такой-то час». Офицер догадался, что тот случайно сказал чей-то пароль и, не показав вида, ушел. В назначенный час этот дом был оцеплен. Там нашли общество коммунистов, готовившихся на днях выступить. С ними было найдено много прокламаций.
Вообще дела на фронтах идут хорошо. Недавно Шкуро сделал колоссальный прорыв к красным. За это ему дается высокий чин (я не знаю, куда выше). Хоть бы его назначили к нам в Харьков, вместо Май-Маевского.
2 (по нов. ст. 15— И.Н.) ноября 1919. Суббота
Перед тем как лечь спать, запишу об одной незаслуженной обиде. Мамочка попросила меня, так как я остаюсь дома (у нас в гимназии испортилось отопление, его чинят уже неделю, но будут — и вторую) подмести в спальной. Я подмела с большим старанием. Мамочка приходит и сердится: «Почему ты не подмела комнату?» Так и не поверила. И не представляет, как она меня этим обидела. Стараешься, делаешь, и вот результат! Никогда больше не буду подметать ее комнату: все равно не замечает!
«В ночь с 5 на 6 ноября наши части оставили г. Курск и медленно отходят к югу» (из газеты). Ходят невероятные слухи, настроение паническое. На фронте адм<ирала> Колчака скверно! Солдаты ходят босиком, проклятые буржуи! Недавно на мосту сидели двое детей и плакали. Около них образовалась толпа. Они говорили, что у них отец на войне, а мать умерла недавно. Проходила мимо одна барыня в котиковом пальто. Она послушала их и сказала: «А вы еще им верите! Это они говорят всегда! Знаем мы! Всегда они представляются». Случился там один офицер. Он сказал этой барыньке: «Потрудитесь снять ваше пальто и посидите здесь, на мосту, часа два. Тогда вы „попредставляетесь“». Она сильно покраснела, бросив ему: «Нахал!»