Повесть из собственной жизни: [дневник]: в 2-х томах, том 1

Сегодня я решительно ничего не делала, даже посуду не мыла. Ничего, конечно, не делала и для себя, даже не занималась. Юра Шингарев ночевал в Сфаяте, и поэтому целый день был у нас. Был также Илюша. Целый день старалась быть любезной и приветливой, играла в карты. Бестолковый день.

1 мая 1922. Понедельник

День прошел удачно только с той стороны, что написала одно стихотворение и продолжение своей мистерии «Тени грядущего», если только это можно назвать мистерией. Чувствую себя в некотором смысле удовлетворенной (адские чернила, больше не буду писать!).

2 мая 1922. Вторник

По случаю приезда Мильерана монастырек вчера распустили до четверга. Сегодня я с Наташей и Лялей гуляли в Гефсиманском саду (Воробьевы и Завалишины переехали в Сфаят, потому что все лагеря переводятся куда-то далеко и на 35 сантимов в день). Мы говорили все время по-французски. Тут я убедилась, насколько я отстала от них. Может быть, даже где-то, в глубине души, зашевелилась зависть. Зависть, но не сожаление! Я еще ни разу не пожалела, что ушла из монастыря. Правда, все мои искренние намерения, хорошие желания так и остались желаниями. Я только лишний раз убедилась, что себя и жизнь свою так сразу переделать нельзя; что мало одного только слова, а надо еще много, очень много работать над собой.

Завтра приезжает президент.[210] Непременно пойду с Папой-Колей в город (в Бизерту. — И.Н.). Интересует меня, конечно, не только сам Мильеран, сколько то настроение, то необыкновенное оживление, которое будет там. Люблю такие моменты. Славно понаблюдаю. Кстати, зайду и к Нине (Кораблевы теперь живут в городе, где-то против Мортон). Все-таки это единственный друг, хотя и далекий, но искренний.

3 мая 1922. Среда

Сегодня я ходила в Бизерту встречать президента. Как раз в эту ночь Папа-Коля был дежурным, утром долго спал, и я уже думала, пойти не удастся. С 8-ми часов я играла с Наташей в теннис, а в 9 ½ пошли в город. День был ветреный, и я была уверена, что дождя не будет. Но как раз в дороге нас застал дождь. Я отчаянно промочила себе ноги и озябла. Только пришли в город, я пошла разыскивать Нину. Папа-Коля отправился за покупками. У Нины я первым делом разулась, выжала чулки и подол платья, немного обогрелась. Потом встретилась с Папой-Колей на углу. Мимо нас проходили войска арабов, а затем масса детей: колледжи мужские и женские, всякие спортивные общества, клубы. Все дети были в белых костюмах (погода к этому времени была уж великолепная) и с национальными флагами в руках. Были также и арабчата, должно быть, целой школой; от земли не видать, и одеты в арабские костюмы. Замечательная картина! Мы пошли за ними на площадь к морю, где раньше стоял «Георгий» и где теперь устроена пристань для встречи президента. Вдоль всей пальмовой аллеи были расставлены войска, а за ними толпа народа, почти все с национальными бантами (и я прицепила!). Богатая смесь и лиц и костюмов. Все военные были в мундирах, в орденах и с эполетами; у моряков — треугольные шляпы, у пехотных — обычные, опереточного типа, обшитые галуном. Были также и черные офицеры, также блестяще одетые. Весь город украшен флагами, и все корабли одели все свои сигнальные и простые флаги.

В 11 часов Мильеран выехал из Фервилля в Бизерту.[211] Раздались пушечные салюты и колокольный звон. Войска взяли на караул. Через некоторое время к пристани подошел крейсер (забыла — какой) («Edgar Quinet». — И.Н.). На грот-мачте развевался французский флаг, с золотой буквой М. На мостике, в кругу военных, сидел сам Мильеран и махал шляпой. Как только крейсер остановился и президент начал спускаться, оркестр заиграл Марсельезу, кричали ура. Мильеран прошел по всей аллее на площадь. Это был старик, невысокого роста, довольно толстый, большие седые волосы, густые брови; он был в сером штатском пальто и в котелке. Шел и раскланивался во все стороны. На площади — я это увидела уже издали — он принимал депутации (от имени русской колонии Таточка Оглоблинская должна была ему преподнести букет) и раздавал ордена. Потом сел в свой автомобиль и поехал завтракать. Тот дом, где он завтракая, где было устроено нечто вроде барака, был как раз против городского сквера. Из сквера всю публику выгнали (правда, довольно вежливо) и заперли его. По улице выстроились войска сенегальцев. Мы примостились за ними. Мильеран завтракал часа полтора, играл оркестр. Под конец, наверно, говорились речи, так как слышались аплодисменты. Наконец отперли сквер, войска опять взяли на караул, и Мильеран вышел. Он пошел пешком через сквер на пристань к вокзалу, и видели его уже на катере, когда он отплывал на корабль. В третьем часу тронулась и вся эскадра. Впереди шел «Edgar Quinet», опять с личным флагом Мильера-на, и на мостике сидел он и опять раскланивался. На берегу оркестр играл Марсельезу, кричали «Vive la France! Vive le Président!»[212] За «Edgar Quinet» шли остальные крейсера и миноносцы. Зрелище было красивое и торжественное. О таком дне никогда не пожалеешь!