Повесть был жестокий бой

Он ещё раз окинул взглядом всё наше трофейное богатство, затем выглянул в окошко и только потом развернулся к выходу. Это был хороший знак. Значит,ничего плохого товарищ генерал у нас не обнаружил. Скорей наоборот... Однако рано я радовался... Ох, как рано!

Уже перед тем как выйти в коридор начальник разведки покосился на наш второй стол, который располагался в диаметрально противоположном углу... То есть около входа... Когда товарищ генерал входил в нашу комнату, мои ушлые бойцы своими телами загородили этот стол. Но зато теперь... Когда личныйсостав быстренько смылся в направлении полевой кухни... Когда наш начальник разведки шёл к выходу... Теперь-то он мог видеть всё!..

Увы, но на этом столе было самое настоящее безобразие. То есть солдатские котелки с недоедённым супом и раскисшим хлебом, бойцовские подкотельники с остатками каши, трёх литровая банка с недопитым чаем из пехотно-полевой кухни... Заскорузлые портянки валялись снизу. Полнейший антураж дополняли чьи-то синие трусы, заброшенные в этот угол то ли за ненадобностью, то ли по причине повышенной нестерильности, то ли из-за чрезмернойвшивости. Увы, увы, увы...

Пока я покрывался красной краской командирского стыда, Ведь именно моя персона несёт ответственность за всё, что происходит в подчинённой мнеразведгруппе... Пока я собирался сдухом, чтобы выдать хоть какие-то объяснения по поводу всего этого безобразия... Пока я вбирал в себя воздух... Товарищ генерал уже ушёл. И было уже слишком поздно что-либо делать или говорить.

Я чертыхнулся и уселся на свою кровать. Идти на доразведку обстановки сейчас было слишком рано, поэтому мне ничего не оставалось делать как заняться приготовлением чая. Я налил в котелок воды, установил его на печку, поближе к трубе... Затем наколол лучины и разжёг в буржуйке огонь... Теперь следовало подождать минут десять-пятнадцать...

На входе послышались чьи-то шаги. Это вернулись мои разгильдяи, то есть самые безответственные солдаты всей нашей Российской Армии. Причём, возвратились они не солоно хлебавши. Пехота слопала всё и даже попросила добавки. Так что на войска спецназа нехватило ни каши, ни чая. Ну, разве что две буханки хлеба и немного масла.

Но эти продовольственные проблемы сейчас являлись исключительно их личной головной болью. Точнее говоря, их кишечно-желудочным спазмом. Во мне уже пробудился древнеримский оратор Цицерон и мы оба принялисьраспекать нерадивых солдат... Ну, практически никоимобразом не утруждаясь подбором всевозможных эпитетов и красочных сравнений...

-Так и сяк вашу мать! - сказали мы с Цицероном. -Вы что?!.. Совсем уже оборзели?! Один-единственный раз к нам пришёл товарищ генерал, всё осмотрел, всем остался доволен... Особенно трофейным оружием... А вот тут!.. Что здесь такое творится?! А-а?.. Я вас спрашиваю!

Однако мои голодные бойцы упорно хранили угрюмое молчанье и ввязываться в спор с самим товарищем Цицероном, ну, никакне желали.

-Я вам сколько раз говорил? - допытывался уже один товарищ лейтенант. -Чтобы всегда за собой убирали!.. Поели-попили и остатки выбросили! А вы?!.. Генерал посмотрел на этот стол и чуть было...

Я запнулся, так и не подобрав красочного выражения... Цицерон тоже смолчал. Видимо, с нашими товарищами генералами ему ещё не доводилось ни встречаться, ни общаться, ни тем более диспутировать... Если такое, конечно же, возможно...

-А тут чего только нету! - продолжал возмущаться я. -И суп с плавающим хлебом, и каша заплесневелая, и буханки... Окаменевшие... Бронебойные! А внизу?! Трусы, портянки...

Тут я несколько выдохся... И целую минуту молча смотрел на то, как мои сообразительные солдаты без лишних слов похватали котелки, подкотельники и всё остальное ужасное многообразие... Да и умчались по-одиночке прочь. Ну, разумеется!.. Чтобы забежать в соседние выгоревшие комнаты и повыбрасывать всё наружу сквозь оконные да балконные проёмы.

Когда достопочтенная публика вновь собралась перед слегка отдохнувшим оратором, то она стала молча слушать завершающую часть блестящего выступления...

-Если я ещё раз увижу здесь остатки хлеба или пищи!.. - со внезапно накатившей яростью предупреждаля.-То вы будете каждое утро наматывать круги по взлётке!.. Ясно?! По три километра утром и три километра вечером! Причём, с оружием и носимым боекомплектом!.. Понятно?! И хлеба будете получать ровно по сто двадцатьпять грамм!.. Как в блокадном Ленинграде!.. Чтобы уважать его!.. И неразбрасывать где попало!.. Вместе с трусами и портянками!

Я перевёл свой командирский дух и посчитал выступление законченным. Однако, как оказалось, моё красноречиевсё-таки пробилось всамые глубины солдатского сознания...

Ну, естественно... В спор вступил солдат Винтер. Вернее, он взвился!.. Наподобие ясного сокола дав синее небо...

-Да как вы смеете так говорить, товарищ лейтенант!?- заявил мне разведчик Винт. -У меня бабушка - блокадница!.. Она до сих пор плачет!.. Когда слышит про эти "стодвадцать пятьграмм"!.. А вы!?