Повернуть судьбу вспять

— Я спать пошел, — Николка допил сок, икнул и сонно зевнул.

— Иди, — разрешила мать. — Никогда таких конфет не видала… Что там, мухомор положили?.. Теперь обратно пойдешь? — поинтересовалась она.

— Посижу немного, — кивнула Любка, и вдруг тряхнула головой, потерев глаза.

За столом они были не одни. Стол вдруг самым неожиданным образом снова растянулся, и на столе лежала та самая скатерть-самобранка… Духи уплетали богатое угощение, так что трещало за ушами. Она растерянно взглянула на мать, которая как будто ничего не заметила, продолжая сидеть, как ни в чем не бывало, положив себе в тарелку салат из соленой капусту с вареным картофелем, заправленный сметаной.

«На закаате, ходит паарень, возле дома моево… Поморга-ает он глазаами и не скажет ничего! — затянул один из духов. И песню сразу подхватили: — И ктоо его знает, чего-о-он моргает, чего он моргает, на что намекает…»

Мать вдруг тихонько подхватила песню, напевая негромко, под нос.

Любка замерла, брови ее удивленно поползли вверх. Она минуты две наблюдала за веселыми духами и за матерью, прямо не зная, что и думать. По матери не скажешь, что она решила подпевать, сама по себе сидела спокойная, даже расслабленная, что с нею случалось редко. Словно сбросила груз со своих плеч.

— Ты… ты их видишь? — Любка повернулась к матери.

Мать посмотрела на нее странно и обеспокоено.

— Кого? — всполошилась она, несколько недовольно.

Любка запнулась, внимательно изучая открывшееся пространство. Она только сейчас заметила, что между местом, где сидела она, и местом, в котором пребывали духи, была какая-то граница. Когда она смотрела на мать, духи как будто отодвигались, а когда смотрела на них, ей вдруг начинало казаться, что они реальнее, чем мать, а она одновременно была и там. Или, вернее, в двух местах сразу, и, наверное, больше там, чем здесь.

Любка повеселела.

— А можно я спою? — лукаво спросила она у матери, заметив, что песня подходит к концу и скоро начнется новая.

— Ну… пой, — удивилась мать вопросу.

Духи сразу приободрились, пошушукались, подстраиваясь под Любку.

И Любка запела.

Песня была грустная, но красивая… Сама песня как-то сразу приходила на ум и становилась словами, точно рвалась наружу из клетки, которая была закрыта где-то в низу живота. Мать раскрыла рот, заслушавшись. Теперь Любка понимала, как неосознанно мать начала подпевать духам.

Я замерзала на дороге, в крови лежала на снегу,

И смерть мя за руку держала, та, с кем я к Богу подойду

А кони бьются, кони скачут, душа летит во весь опор,

Здесь лишь цари живут богато, для народа плеть и забор.

Забери Род-боженька, ой да домой,

Забери меня, забери в Ирий-сад,

Там, где Лада-любовь и духи шумят,

Забери Род-боженька ой да домой!

Положи у колодца с водой ключевой,

Брошу в ту воду червленый клубок

Как умру — умоюсь водицей живой,

И развяжет Макошь тогой узелок.

Заспорит Батюшка с Царем, и вновь готовят мне беду,

До крови сечь иль огнем — боюсь, до сада не дойду.

А кони бьются, кони скачут, душа летит во весь опор,

Здесь лишь цари живут богато, для народа плеть и забор

Забери Род-боженька, ой да домой,

Забери меня, забери в Ирий-сад,

Там, где Лада-любовь и духи шумят,

Забери Род-боженька, ой да домой!

Положи у колодца с водой ключевой,

Брошу в ту воду червленый клубок

Как умру — умоюсь водицей живой,

И развяжет Макошь тогой узелок.

Ой да по крепостному праву, помещику на забаву,

Ой да в острог ведут, на шею надели хомут,

Я до землицы припаду, помолюсь на четыре стороны,

Отведи ты Боженька беду, закрой лицо мое от воронов.

Я замерзала на дороге, в крови лежала на снегу,

Марена за руку держала, та, с кем я к Богу подойду…

— Ты где такую красивую песню услышала? — изумилась мать.

— Они поют, — кивнула Любка на стол.

Мать молча уставилась на стол, перевела взгляд на Любку, напугавшись и побледнев.

— Они не совсем здесь… Как бы здесь, но за стенкой, а я вижу, — объяснила Любка. — А кто такая Макошь? В конце они спели вместо «смерть» «Марена»…

Мать раскрыла рот, пялясь на нее во все глаза, потом испугалась еще больше, но не накричала, как обычно, а лишь сглотнула и переборола себя. Позади матери стоял тот самый дух, который частенько бил ее плеткой и ездил на отчиме — он гладил ее по голове, слезно каялся и просил прощение за всех обижающих ее духов. Любка усмехнулась. Мать вдруг словно проснулась, оживилась, проявляя тревожное любопытство, но без агрессии — видимо, пока не решила, как относиться к ее словам.

— Это богини такие раньше были, одна судьбу прядет, а вторая… Смерть она есть. Жена Кощея Бессмертного, поэтому ни добра, ни справедливости от нее не жди, — объяснила она. В голосе ее прозвучала обида. — Раньше…

— А ты откуда об этом знаешь? — удивилась Любка. Ничего подобного она в библиотеке не находила.