Поверить в мечту

— Мы могли бы… погрузить тебя в сон и настроить организм на изменения, — кивнул анлезиец, — кстати, это и твоя мать с братом могут, если я объясню им тонкости процесса. Но тут есть одна сложность. Нужно время и постоянный присмотр. Много времени, около сорока дней, изменение идет на всех самых глубинных уровнях и торопить его не стоит. Еще важно не прервать ни на минуту, тогда придется начинать сначала. Но еще значительнее выбор сиделки. Изменяющийся в этот момент защищен от внешнего мира лишь энергией, ну или аурой. Поэтому помощник должен быть один, из тех, кому ты доверяешь, но у кого нет ни мельчайших причин или желания что-то изменить в твоем сознании… на пользу делу, себе, или как некоторые говорят — ради тебя самого же. Ты же не захочешь очнуться с чужими принципами или привычкам?

— Знаешь… прости конечно, что я так легкомысленно рассуждаю… но очнуться с чужими… в чужом теле не менее страшно. Поэтому я готов, а сиделку найду…

— Подожди, я не договорил… есть еще метод, более простой быстрый и надежный… пойти в крепость мастеров и сообщить про ошибку.

— Но они же… — выдохнула Линел, — никого не пускают… или у вас есть связь?

— У нас есть предмет… с которым они пустят любого… но поговорим мы об этом немного позднее. Помощник дал мне знак, что сейчас прибудут еще гости… встречайте. И учтите, пяти минут созерцания этого фонтана хватает, чтобы начали заживать душевные раны… а десять снимают любое магическое вмешательство…

Глава 16

Девушки возникли возле фонтанчика как-то вдруг, резко проступили из сгустившегося тумана настороженно застывшие силуэты, наряженные в платья Юны и Майки. Было в этом что-то немного жутковатое, неестественное и Конс мгновенно вскочил со скамьи, бросился к жене.

— Майка!

— Остальных пока не трогай, — строго предупредил хозяин леса, и Стан одобрил в душе этот приказ.

По мере того, как командир присматривался к леснику, он испытывал к правителю все большее доверие и симпатию. Словно узнавал в случайно встреченном среди толпы человеке черты давно знакомого и уважаемого друга. Да и понимать причины его поведения после того, как узнал про особые свойства фонтанчика, тоже начал лучше и даже вполне с ними согласился. Человек, застывший на несколько минут над серебряной струйкой, просто не замечает прошедшего времени, не испытывает унизительной процедуры объяснения мотивов своего поведения чужому человеку, лекарю, психологу, или магу. Да и вообще не думает ни о лекарях, ни о том, что он какой-то больной, или несчастный.

А очнувшись, даже не понимает, что уже здоров, просто чувствует, что душевная боль отступила и появилось желание жить и радоваться этой жизни.

Бывшие пленницы, квартеронки и смески пришли в себя, как ни странно, раньше других, потом, задумчиво улыбаясь, отошла от фонтанчика Юнхиола, и только Адистанна стояла, заворожено глядя на чудесную воду.

Четыре пары глаз неотступно следили за ней, и если двое владельцев этих глаз абсолютно не скрывали своего интереса, то двое других поглядывали со все растущей настороженностью исподтишка.

— Славочка… — успокаивающе шепнул Ливастаэр, склонившись к самому уху жены, — не волнуйся… все будет хорошо. Мы же здесь.

— Ох, Листик… в такие моменты человек всегда остается с жизнью наедине, — глубокомысленно вздохнула женщина и глотнула необычайно приятного и свежего на вкус сока, — а ты не знаешь… чем она питается?

— Кто? — заинтересованно оглянулся на мать сидевший рядом Конс.

— Ну Клякса же… про остальных я сама знаю.

— Ну, ты даешь, ма, — желчно фыркнул мрачный Тин, сильно подозревавший, что в случае освобождения принцессы от зачарованной влюбленности, лично ему все равно ничего не светит, — с чего такой наив? А то сама не видела, чем она питается! Твоей кровью!

— Не нужно так шутить, — притворно оскорбилась за кляксу мать, — а то она может обидеться.

— Как все растения она питается водой и солнечным светом, — улыбнулся хозяин леса, исподволь наблюдавший за гостями и составивший уже о них свое мнение, — поэтому достаточно просто пускать ее погулять… она сама все найдет. А вот на тех, на кого уже однажды напускалась и кого ей приказали отпустить, ловушки второй раз не нападают. Такая своеобразная память амнистии.

— Это здорово, — порадовался Конс, — а то мало ли… придет кому-нибудь в голову…

Лекарь смолк, обнаружив, что клоны его больше не чувствуют и даже не видят, а уставились с напряженным вниманием в сторону фонтана, от которого по направлению к ним медленно бредет принцесса.

Перевел настороженный взгляд на нее и обнаружил, что в отличие от всех остальных девушек, очнувшихся от зачарованного забытья в хорошем и светлом настроении, Адистанна ничуть не повеселела и не успокоилась. Лишь исчезла с ее лица чуть детская, стеснительная и наивная улыбка провинциалки, а из взгляда открытое обожание, с каким она обычно следила за Таросом. Зато появилась чуть горьковатая складка возле губ и темная настороженность во взгляде.