Поверь в любовь

Мелоди все еще отказывалась смотреть ему в глаза. Тогда он сжал ее подбородок и приподнял ее лицо на уровень своего.

— Я сожалею, что сделал тебе больно, — сказал Джеймс.

Она попыталась выжать из себя подобие улыбки, чтобы убедить его, что нужно гораздо больше усилий, чтобы причинить ей боль. Однако из этого ничего не вышло, и ее подбородок опасно задрожал. Разумнее всего сейчас было бы отступить — пусть с потерями, — пока она в состоянии это сделать, но, кажется, она утратила всякую способность здраво рассуждать с той самой минуты, как Джеймс ворвался в ее жизнь.

— Я не знаю, о чем ты говоришь, — вывела она невероятно жалким голоском.

Джеймс глубоко вздохнул. Вздох, который он позволил себе тогда в машине, как и теперь, выражал недоумение и отчаяние: он не понимал, как он ухитрился простую поездку к попавшему в переделку отцу превратить в такое опасное предприятие. Затем Джеймс придвинулся ближе, прижав ее бедра к стенке кухонного шкафа. Если бы даже разум продолжал руководить поступками Мелоди, она не смогла бы покинуть опасную зону. Джеймс загнал ее в ловушку.

6

Джеймс заговорил, бесстыдно пользуясь тем, что Мелоди как пленница была вынуждена его слушать.

— Ты заблуждаешься, считая, будто лучше всех знаешь, чего хотят люди, к пониманию которых ты и близко не подошла. Я признаю, что моим первым движением, когда я услышал о происшествии с Сетом, было подать в суд на всех, кто связан с этим безумным сбором средств на бале-маскараде. Но это было сначала, до… — Джеймс остановился, облизнул губы и слегка встряхнул свою жертву. — Перестань смотреть на меня такими глазами, Мелоди, или я за себя не ручаюсь.

Но Мелоди ничего не могла с собой поделать. Низкие, ленивые перекаты его голоса заставляли ее наблюдать за ртом Джеймса; она была загипнотизирована движениями его губ, произносивших слова, смысл которых совершенно ускользал от ее внимания. В сущности, Джеймса можно охарактеризовать единственным словом — и речь не идет об «отвратительном», «наглом», достаточно сказать, что он «сексуальный».

И в этом таилась главная угроза. Чем чаще она виделась с ним, чем лучше его узнавала, тем глубже затягивала ее паутина очарования. Джеймс не принадлежал к тому типу мужчин, среди которых Мелоди хотела бы найти своего избранника. Она не думала, что могла бы когда-нибудь выйти на него замуж. Но несмотря ни на что Мелоди видела в нем единственного мужчину, который заинтриговал ее и был способен бросить ей вызов. Она знала, что скучать с ним не придется.

— А что ты можешь сделать мне, Джеймс? — мягко спросила она, продолжая смотреть на него «такими глазами».

Большие пальцы его рук скользнули по ее горлу вниз под халат. Они исследовали ключицы, линию плеч. Джеймс прижал ее к себе так тесно, что у Мелоди не было ни малейших сомнений относительно того, что он хотел бы сделать. И она почувствовала в себе ответное желание, которое всполошило ее. Она поспешила зажмуриться, чтобы глаза не выдали ее.

— Я могу поцеловать тебя, — пригрозил он, дыша ей в лицо, — а потом и овладеть тобой прямо здесь, на полу кухни.

Мелоди была шокирована не столько смыслом сказанного, сколько гневом, прозвучавшим при этом. Она воскликнула, но так, словно отвечала шуткой на шутку:

— Нет, на полу — нет!

— Тогда открывай чертову банку с фасолью и прекращай играть в игрушки.

— Я не играю, — запротестовала она.

Джеймс отодвинулся, и вместо его тепла ее объял холод.

— Нет, играешь. Изображаешь гранд-даму, забавляющуюся с чувствами неотесанного деревенщины. Можешь не бояться. Я уже говорил, что не собираюсь подавать в суд. Если бы ты осталась вчера в студии, я бы все это сказал на глазах у половины жителей этого маленького городка. И тогда зануда-Хеллерман мог бы помолчать, а я бы ушел из его телевизионной студии, так и не загоревшись желанием дать ему в морду.

— Ах, значит, я виновата, что ты не умеешь держать себя в руках?

Раздался новый горестный вздох.

— Если бы это была единственная жалоба, то я пригласил бы вас поехать поужинать со мною. Однако реальность подсказывает, что, пожалуй, самое разумное сейчас будет убраться побыстрее из этой кухни и оставить тебя в одиночестве наслаждаться фасолью в томате на поджаренных хлебцах.

Ни за что на свете Мелоди не показала бы, как ей хотелось, чтобы Джеймс остался.

— Тем лучше, — сказала она надменно. — Фасоли все равно не хватило бы на двоих.

— А ты, вероятно, не привыкла делиться, — поставил точку Джеймс, отразив атаку.

Он вышел из главного подъезда, в течение каких-то секунд дошагал до своей машины, завел мотор, моментально включил скорость и поспешил умчаться, пока не передумал.

Ему не верилось, что он едва не сорвался. Еще минутка, еще один вздох, и он поцеловал бы ее. И если она думает, что он шутил, сказав, что готов заняться с ней любовью прямо на кухонном полу, значит, она не способна распознать человека, сорвавшегося с цепи, и ее нельзя выпускать на улицу одну.