Только девушка покраснела всем лицом и тихо сказала:
– Я… я согласна, но я никогда не сидела на лошади.
– О, не бойтесь, это совсем не страшно. Тем более, что конь у меня великолепный. Он всё сделает, чтобы Вам было удобно и безопасно. Правда, Булат? – обратился он к умному животному. И тот, ответно, тихонько заржал и даже повернулся левым боком к Алексею и девушке.
Легко, без тени смущения, словно проделывал это множество раз, он подхватил девушку на руки и ловко усадил, боком, почти на шею коня.
Сам же, почти не касаясь стремени, взлетел в седло и крепко обнял растерянную и покрасневшую от волнения девушку, правой рукой за плечи.
– Простите, но другого способа нет, так Вам будет удобнее.
Верный и вышколенный конь плавно шёл ровным шагом, словно понимая, что надо скорее добраться до усадьбы.
Уже через несколько минут – девушка успокоилась и доверчиво опиралась на руку Алексея.
И он, придя в себя и справившись с волнением, вызванным происшествием, старался как можно деликатнее её поддерживать.
До сей поры – он ни разу не был в такой близости от юной девушки.
Запах её духов, едва уловимый, туманил голову. Через лёгкое платье он чувствовал её юное и упругое плечо, а его колено, как он ни старался отвести его в сторону, касалось её ноги, что приводило его в трепет и запредельное волнение.
Уже через несколько минут они свыклись со своим положением и стали мило болтать.
– А как же Вас зовут, милая незнакомка? И откуда и куда путь держите?
Она просто, без жеманства, ответила:
– Мария, Мария Нечаева, учусь в учительском институте в Ростове. Мои родители – тоже учителя, проживают в станице Богаевской.
– Ваше имя и фамилию я запомнила. А что вы здесь делаете?
– Я в отпуске, по завершению училища. Гощу у батюшки. Через две недели, с небольшим – в полк, на службу.
Ему было легко с ней и непринуждённо.
И они мило беседовали обо всём. Он, без тени хвастовства, сообщил ей, что завершил училище с золотой медалью, поэтому выпущен со старшинством в чине, сотником. И сам выбрал своим местом службы казачий полк в Забайкалье.
Уже через версту они знали друг о друге всё – и мир увлечений, и книги, которые их окружали, во многом совпадали.
Как ни мало было времени у Каледина, но он и многие спектакли смотрел из тех, которые были близки ей.
Они, оба, испытывали такое ощущение, что уже давно знают друг друга и только ждали минуты, когда жизнь пошлёт им встречу для юношеской искренней исповеди.
Скоро, впереди, показался уютный отцовский хутор.
Буйно зеленели абрикосовые деревья, виноград, повёрнутыми к солнцу – желтели многочисленные головки подсолнухов. Во дворе резвился красавец-жеребёнок, который всё хотел толкнуть деда Степана, и тут же, игриво, отбегал на безопасное расстояние, когда тот, притворно, грозил ему какой-то шелужиной.
Подслеповато вглядываясь вдаль и заметив странную процессию, знакомого ему до волоска в гриве коня под Алексеем и кем-то ещё впереди, дед Степан потрусил к воротам, постучав, перед этим, в окно залы, как он называл гостиную в ломе.
На крыльцо вышел отец Алексея и тоже стал смотреть на дорогу. Но когда он увидел приближающийся на столь необычной опоре фаэтон, всё сразу понял:
– Открывай, Степан, ворота. Алёшка, вишь, полонянку какую на дороге встретил и в дом родительский везёт.
И он красиво, как-то хорошо засмеялся.
Сам встретил у крыльца незнакомую девушку, протянул к ней крепкие ещё, жилистые руки, и снял с шеи коня.
Через секунду, соскочив с седла и вверив коня попечительству деда Степана, рядом оказался и Алексей.
– Папа, позволь тебе представить – Мария Нечаева, студентка учительского института, добиралась в Ростов с Богаевской, да ось в фаэтоне лопнула. Я принял решение вернуть их к нам в усадьбу, дедуня Степан починит экипаж, а милая барышня пока отдохнёт и придёт в себя.
Каледин-старший довольно заулыбался:
«Молодец, сын. Правильное решение принял. А как же, не на дороге же бросать такую красавицу. Ещё уворует кто-нибудь».
Мария, словно прочитала его мысли, смущённо заулыбалась. Ей сразу же понравились эти незнакомые, ещё час назад, мужчины – отец и сын.
От них, от каждого слова. Взгляда. Исходила такая искренность и душевность, что она уже совсем успокоилась и чувствовала себя среди близких и надёжных людей.
На крыльцо выглянула Дуняша.
Отец, поворотившись к ней, односложно бросил:
– Озаботься обедом.
– Ой, Максим Григорьевич, – певуче затянула она, – не лезьте вы в бабьи дела. Уже и самовар поставила, и стол накрыт. Прошу Вас…
Мария, словно на что-то решившись, зашла в дом. Её сразу поразила столь необычная гостиная, все ковры в которой были увешаны богатыми шашками, а на стене, между двумя большими окнами, висел портрет необычайно красивой молодой женщины.
Она вопросительно подняла глаза на Алексея.
– Мама, – односложно ответил он, – её давно, мне было лишь три года, нет с нами.
Подошёл к ним и старший Каледин, и они молча, уже втроём, на миг застыли перед портретом.
– Ну, дочка, прошу к столу. Садись. А то уже и время обеда наступило. Проголодалась с дороги?
И тут вмешалась Дуняшка: