Повелители фрегатов

Отдельно следует остановиться на существовавшем в течение многих десятилетий антагонизме офицеров Балтийского и Черноморского флотов. Это была настоящая проблема. И балтийцы, переводимые на Черное море, и черноморцы, попадавшие на Балтику, сразу же наталкивались на стену отчуждения и неприятия. Несмотря на то что они заканчивали тот же Морской корпус и были такими же офицерами, как и местные, они все равно оставались чужими. Истории известен всего один удачный массовый исход балтийцев на Черное море, когда в начале 30-х годов адмирал Лазарев начал формировать на Черноморском флоте свою команду. Тогда с ним пришли такие в будущем известные деятели, как Нахимов, Корнилов, Авинов, Путятин, Бутаков-старший и другие. Но то был особый случай, который держал на контроле сам император. В остальном же переход с флота на флот, как правило, заканчивался или возвращением офицера обратно (в лучшем случае), или его отставкой. Из воспоминаний вице-адмирала на Данилова: «Надобно сказать, что я в Кронштадте был весьма в дурной славе по причине частого обхождения с черноморскими капитанами Обольяниновым и Нелединским, которые также были сюда командированы, как и я, но они написаны были на ревельские корабли и берегом туда уехали прежде меня, они там замечены были невоздержанными. А так как я из Черноморского же флота, то и обо мне заключали то же, к чему многим и зависть побуждала, ибо мы старшинство выиграли, то и старались замарать всех, дабы из службы вытеснить, для чего распространяли до того свое злословие, что все адмиралы, и меня адмирал фон Дезин худо аттестовал. О чем я, узнавши, ходил к нему, спрашивал о причине. А как он не мог ничего объявить кроме слухов, то я убедил его переменить аттестат и когда пошел в море в эскадре адмирала Ханыкова на корабле, то написали ко мне двух лейтенантов невоздержанных, так что я с ними вынужден был стоять на вахте, а третью я дал вахту корпусному офицеру, бывшему с гардемаринами. Адмирал, будучи упрежден ко мне с худой стороны, примечал за мной более всех и испытывал разным образом: поутру рано и вечером поздно призывал меня к себе сигналом, нередко также нечаянно приезжал ко мне, все это он делал, когда эскадра идет под парусами. Во время эволюции я всегда был наверху и по привычке в Черноморском флоте, прежде всех входил в свое место… На другой день призвал меня к себе флагман и он сказал мне, что капитан 1-го ранга Нелединский, как мой приятель и Обольянинов, как мой родственник, то я как ближе всех должен сказать им, чтобы они подали в отставку, тогда им дадут пенсионы, а ежели они не согласятся, то будут оставлены без всего и я принужден был ехать. На рейде был корабль Нелединского, я приехал к нему и как на его корабль хотел сесть контр-адмирал Беер, то он занимал всю правую сторону кают-компании. Был 12-й час, как я к нему вошел, он велел подать водки, а я между тем начал ему говорить, что о нем весьма сожалею, что адмиралы обо всех черноморских капитанах весьма дурно думают и говорят, и что я подвержен был великому испытанию, которое как ни жестоко, но я желал бы лучше, чтобы все мы подвержены оному, ибо каждый имел случай себя оправдать, нежели по одним доносам быть несчастным Но что делать?

— Я принужден тебе сказать, что мне велено. Еще хорошо отдают на волю!

— Что ты говоришь? — спросил он — Говори, что тебе велено!

— Ты сам бы это сделал, когда бы предвидел, да и я бы советовал подать в отставку, деревня у тебя есть, пенсию дадут.

— А ежели не подам? — он сказал.

— Хуже сделаешь сам себе, оставят без всего, что и сказать велено!

— Ну, тогда не подам! — закричал он. — Поди, скажи!

Я сколько ни старался вразумить, но он твердил одно и то же. Я уехал к Обольянинову, которого корабль был еще в гавани. Я нашел его дома, поперек кровати лежащего во всей форме с орденами, разбудил и между разговорами сказал ему, что было велено. Он также заупрямился…»

Глава четвертая КАЮТ-КОМПАНЕЙСКОЕ БРАТСТВО

Вопрос сплочения офицерского коллектива, привития ему культа дружбы, товарищества и взаимопомощи всегда волновал большое начальство, которое понимало, что без всего этого добиться побед на море от флота будет невозможно. Уже петровский устав предписывал офицерам избегать конфликтов, «жить дружно и партий друг против друга не чинить».

С конца 70-х годов XVIII века, когда на кораблях и судах российского флота были учреждены кают-компании, которые стали не только местом приема пищи офицерами, а, прежде всего, местом их общения, именно кают-компания стала символом того особенного братства, которым отличается флотское офицерство от армейского. Учреждение кают-компании имело громадное значение для российского флота; по выражению историка Ф.Ф. Веселаго, оно оказало самое благотворное влияние, «как на смягчение нравов морских офицеров, так и на развитие среди них общественности и близких дружеских отношений… влиянием большинства сглаживались угловатости отдельных личностей и развивался вкус к искусствам… музыке и пению».