Читаем Повелители фрегатов полностью

По-видимому, реформа корпуса в царствование Павла Петровича все же не устранила некоторых серьезных недочетов в деле подготовки офицеров флота, так как в рескрипте Александра I от 21 июня 1802 года на имя морского министра адмирала Мордвинова. Говорилось: «по донесению вашему о неисправностях и худому положении морского кадетскаго корпуса, нашел я нужным определить в оный директором вице-адмирала Карцева». Михаил Бестужев в своих воспоминаниях о брате Николае, учившемся в период деятельности в корпусе Гамалеи, описывает положение вещей, значительно отличающейся от мрачной картины, нарисованной Штейнгелем. Николай Бестужев отзывался о Платоне Яковлевиче Гамалеи, как о благодетеле, о человеке, которому он был обязан лучшей частью своего нравственного достояния. Пламенная любовь к науке, неутомимость в занятиях, «нрав тихой, ровной, кроткой… оттенок дружеский, — отеческой любви в обращении с кадетами» характеризовали этого замечательного педагога. «Любите науку, братцы, для самой науки, а не для того, чтобы надеть эполеты; невежда офицер похож на животного… под золотым чепраком с длинными ушами», — убеждал он выпускников гардемарин. Но и Гамалея не смог сразу полностью наладить обучение в корпусе. Бестужев говорит, что в образовании, даваемом кадетам, «был какой-то хаос, отсутствие всякой системы, какое-то бессмысленное препровождение времени в классах… учебников никаких не было; каждый преподавал, что и как ему вздумалось по бестолковым запискам». Диктование этих записок занимало большую часть классного времени. Гамалея поставил себе за цель искоренить это зло и принялся за составление руководств по всем предметам наук, проходимых в корпусе. Свой труд он начал с астрономии, навигации и высшей математики. За этими курсами последовали учебники алгебры, теории и практики кораблевождения. Влияние Гамалеи на воспитанников корпуса было огромное. Бестужев передает со слов брата, что «мы нетерпеливо дожидались, чтобы бежать в класс к Платону Яковлевичу… с какой любовью и почтительным уважением мы смотрели на этого худенького, сгорбленного старика…»

Декабрист Д.И. Завалишин, поступивший в корпус в 1816 году, назначенный в третью роту, которой командовал капитан-лейтенант М.М. Геннинг, упоминает в своих «Записках», что ротный командир очень заботился об удобстве и доброкачественности обмундировки кадет. Однако, по-видимому, в других ротах дело обстояло далеко не так хорошо, как у Геннинга, так как в своих «Записках» Завалишин пишет о неуклюжих и рваных мундирах, тесных сапогах, нечистом белье, грязных стенах и полах ротных помещений корпуса, неподведомственных его ротному командиру. Состав преподавателей был по главным морским предметам на более высоком уровне по сравнению с временами Штейнгеля. Завалишин упоминает, что преподавателем высших математических наук, навигации и астрономии в его классе был Алексей Кузьмич Давыдов, флотский офицер, окончивший первым в своем выпуске. Состав корпуса в период Завалишина был очень многочислен — он пишет в своих воспоминаниях о тысяче человек обучавшихся. В это число он включает воспитанников училища корабельных инженеров и гимназии. Содержание учеников этих училищ было, по словам Завалишина, гораздо хуже, чем кадет и гардемарин корпуса Они обедали после воспитанников корпуса. Относительно стола Завалишин говорит, что он был здоров, но далеко не роскошен, хотя Морской корпус, как и Пажеский, пользовался высшим окладом отпуска средств на пищу, по сравнению с другими военно-учебными заведениями. Ржаной хлеб, квас и булки были отличного качества Чаю не полагалось. Желающим разрешалось пить собственный, но в ротных помещениях чаепитие запрещалось, чтобы не возбуждать у других зависти, и пить чай ходили в людскую, где жили корпусные служители.

Из спорта процветало фехтование, а зимой — катание на коньках на корпусном катке, причем катались в одних мундирах, без шинелей. Танцам обучались все, а музыке — только желающие. Оркестр корпуса считался в то время лучшим в Петербурге. Летом кадеты выходили в лагерь на Лагерном дворе корпуса, а гардемарины шли в плавание в две смены. Корпусные помещения содержались хорошо. Стены белились каждый год. Полы красили также ежегодно.

Перейти на страницу:

Похожие книги

1937. Трагедия Красной Армии
1937. Трагедия Красной Армии

После «разоблачения культа личности» одной из главных причин катастрофы 1941 года принято считать массовые репрессии против командного состава РККА, «обескровившие Красную Армию накануне войны». Однако в последние годы этот тезис все чаще подвергается сомнению – по мнению историков-сталинистов, «очищение» от врагов народа и заговорщиков пошло стране только на пользу: без этой жестокой, но необходимой меры у Красной Армии якобы не было шансов одолеть прежде непобедимый Вермахт.Есть ли в этих суждениях хотя бы доля истины? Что именно произошло с РККА в 1937–1938 гг.? Что спровоцировало вакханалию арестов и расстрелов? Подтверждается ли гипотеза о «военном заговоре»? Каковы были подлинные масштабы репрессий? И главное – насколько велик ущерб, нанесенный ими боеспособности Красной Армии накануне войны?В данной книге есть ответы на все эти вопросы. Этот фундаментальный труд ввел в научный оборот огромный массив рассекреченных документов из военных и чекистских архивов и впервые дал всесторонний исчерпывающий анализ сталинской «чистки» РККА. Это – первая в мире энциклопедия, посвященная трагедии Красной Армии в 1937–1938 гг. Особой заслугой автора стала публикация «Мартиролога», содержащего сведения о более чем 2000 репрессированных командирах – от маршала до лейтенанта.

Олег Федотович Сувениров , Олег Ф. Сувениров

Документальная литература / Военная история / История / Прочая документальная литература / Образование и наука / Документальное
100 знаменитых сражений
100 знаменитых сражений

Как правило, крупные сражения становились ярчайшими страницами мировой истории. Они воспевались писателями, поэтами, художниками и историками, прославлявшими мужество воинов и хитрость полководцев, восхищавшимися грандиозным размахом баталий… Однако есть и другая сторона. От болезней и голода умирали оставленные кормильцами семьи, мирные жители трудились в поте лица, чтобы обеспечить армию едой, одеждой и боеприпасами, правители бросали свои столицы… История знает немало сражений, которые решали дальнейшую судьбу огромных территорий и целых народов на долгое время вперед. Но было и немало таких, единственным результатом которых было множество погибших, раненых и пленных и выжженная земля. В этой книге описаны 100 сражений, которые считаются некими переломными моментами в истории, или же интересны тем, что явили миру новую военную технику или тактику, или же те, что неразрывно связаны с именами выдающихся полководцев.…А вообще-то следует признать, что истории окрашены в красный цвет, а «романтика» кажется совершенно неуместным словом, когда речь идет о массовых убийствах в сжатые сроки – о «великих сражениях».

Владислав Леонидович Карнацевич

Военная история / Военное дело: прочее