Несомненно, пребывание в звериной шкуре наложило свой отпечаток на их психику, добавило в характер нечеловеческих черт, сильно подкорректировало поведение далеко не в лучшую сторону, но так и не вытравило из памяти прошлую жизнь. Ту, в которой им больше не было места. Маленькие и беззащитные, они искали убежища хоть где-то. Мало кто из бывших родственников взял на себя обязанность ухаживать за жертвами кнута наместника. В основном новоявленного мума гнали со двора, не забывая поливать его ругательствами, а иногда и помоями, приговаривая, что сам виноват, раз так подставился. Милосердием и любовью к животным, которые не годились на ужин, жители славного города Неронга не отличались. Хотя в любых правилах встречались исключения. Ну, а те мумы, которые в ряды исключений не попали, рано или поздно находили шаткий приют на заднем дворе публичного дома, где уже успели обосноваться им подобные.
Ариландина, в чьем штате числилось несколько «вдов», мужья которых перестали быть людьми, позволила женщинам оставить свои вторые половины в их нынешнем виде при себе, а так же обязалась заботиться о пище и жилье для них. Ах, какая добрая, сердечная женщина, скажете вы? Может быть, может быть… но ко всему прочему женщина эта была еще и очень расчетливая. Она получала новых девочек для работы, а их мумы довольствовались объедками из бара, которые все равно некуда было девать, да старым сарайчиком с дырявой крышей. Но и это для них было благом. А жены? Что ж… поначалу они их навещали, да только прикасаться к грязным скулящим тварям все чаще брезговали. Потом они приходили, чтобы отчитать несчастных уродцев за свои неудачи, за ту жизнь, на которую их обрекла безответственность супругов и за все остальное, к чему эти создания не имели ни малейшего отношения. В конечном итоге, о мумах вообще забывали, и они продолжали коротать свои дни во дворе, путаясь под ногами у местных работников и надоедая всем своей бесконечной возней и попытками что-то сказать, которые больше походили на визгливо-рычащее кваканье. Естественно, никто не пытался их выслушать. Зачем? Достаточно того, что хозяйка от доброты душевной при «совсем небольшой» личной выгоде позволяет этим четырехлапым монстрам загаживать клочок ее частной территории.
Толстый «О» с садистской ухмылочкой припечатал древком очередную лохматую особь по спине. Мум хрипло взвыл, растянувшись на брюхе, затем медленно пополз, что-то обиженно бормоча. Но его преследователь не удовлетворился содеянным, он взмахнул метлой, ловко перевернув ее в воздухе, и поднял с земли облако пыли, осевшее на глаза жертвы.
— Стоя-я-ять, скотина, — протянул мучитель, поддев носком красного сапога бьющегося в болезненных конвульсиях зверька, тот тихо пискнул и, продолжая сотрясаться, начал елозить передними лапами по собственной морде, пытаясь прочистить глаза. Но размер лап не позволял до них дотянуться, вызывая досадливое кряхтение несчастного. Полюбовавшись этой картиной, толстяк сделал угрожающий жест своим пыточным орудием в сторону перепуганной стайки животных, которые сбились в кучу и, толкая друг друга, пятились к сараю, но при этом не забывали грозно рычать и материться, вот только разобрать их причудливую речь было практически нереально. Особенно, если не пытаться. Две вызывающе одетые девицы хохотали, наблюдая сцену из окна второго этажа. Повар с посыльным, который давно уже должен был отправиться с поручением к портному, делали ставки на то, чем закончится воспитательный процесс для несчастного мума. А в темном и не очень-то опрятном закоулке, выходящем на боковую улицу, среди сваленного в кучу хлама из парочки старых столов и изрядно покореженной в одной из драк скамьи лежала большая серая собака и смотрела на происходящее задумчивыми красными глазами.
— А ну марш работать! — гаркнул рыжий, хмуря кустистые брови.
Хохотуньи исчезли, тихонько прикрыв окно, а любители азартных игр шустро разлетелись по своим делам, так и не выяснив, кто из них был прав. Своя шкура дороже. Если перечить управляющему, можно быстро оказаться на месте мума, и тогда уже будет впору делать ставки на неудачника… в человеческом обличье.
Зверь, поколоченный за то, что оказался не в том месте не в тот час, отползал к своим, продолжая время от времени тыкать короткими лапами в острую вытянутую мордочку, на которой бешено дергались заляпанные грязью веки.
— И чтоб я вас больше тут не видел, уроды-перевертышшшши, — зашипел «О», потрясая метлой, он грозно хмурился и сверкал глазами для пущей убедительности, хотя уговаривать перепуганный зверинец было не обязательно. Животные беспомощно жались к стенам, стремясь спрятаться. — Сегодня останетесь без жратвы! И так разжирели за чужой счет!
— Толстый, опять ты беснуешься без причины? — с печальным вздохом произнесла Ариландина. Она открыла дверь и застыла на пороге, не желая выходить на крыльцо.