Поцелуй Зимы

Я вошла за ней, не зная, куда деть руки. Комната за сенями была просторная и светлая. Окна с толстыми стеклами пропускали солнечный свет, дробя его на множество лучиков. Низкая кровать на массивных ножках в углу была застелена красным шерстяным одеялом. Рядом пристроилась колченогая табуретка. У одного окна стоял стол с шитьем, у другого под самым потолком висели ароматные веники, какие-то подвески, амулеты. Я пригляделась: большей частью керамика – колокольчики, звездочки, человечки. У стола разместился кухонный уголок: газовые конфорки, чайник, разделочная доска и хлеб с ножом.

Слава богу – эта чудесная женщина хотя бы ест.

– Садись, – пригласила она.

Я села. Стул оказался удивительно удобным, словно тот, кто его сделал, знал мое тело лучше меня самой. На массивной столешнице лежали разложенные по цвету кусочки ткани, мотки ниток, бархатная подушечка с иголками, ножницы с тонкими черными дужками и пара наперстков.

Дарина подошла к кухонному уголку, чиркнула спичкой, зажигая газовую конфорку, поставила алюминиевый чайник на плиту и задумчиво оглядела связки трав. Сняла несколько, растерла в пальцах и, удовлетворенно кивнув, высыпала сбор в белые эмалированные кружки.

– Ты новая Зима, – сказала она, не поворачиваясь. – От тебя пахнет стужей. Значит, твоя сила уже проснулась.

В том-то и проблема.

Дарина украдкой наблюдала за мной, грея руки у медленно закипающего чайника. Потом порылась в плетеной корзине в углу и достала плоское серебряное блюдо.

– Не волнуйся: голос к тебе вернется, – пообещала она. – Когда ты будешь меньше всего ждать. А пока вот. Подумай о том, что хочешь сказать, и прикоснись к нему.

Она поставила блюдо на стол передо мной, и я осторожно потрогала пальцем острый край. Если это то, что я думаю, к нему должно прилагаться катящееся яблочко. Но яблочка не было. В блестящей поверхности отражался только деревянный потолок.

Чайник засвистел. Повозившись у плиты, Дарина поставила передо мной дымящуюся глиняную кружку, а сама опустилась на стул напротив и взялась за неоконченное шитье. Что-то нежно-голубое – лента или пояс. Она вышивала каемку синими нитками.

– А кошку ты заморозила по ошибке, видимо. – Она улыбнулась своим мыслям. – Это ничего. Все мы поначалу совершаем ошибки. Ты, наверное, знаешь, что мы сменяем друг друга. Сила одна, а владелиц много. Ее берут на время, потом передают дальше. Хельга была единственная, кто не делился… Так что никто даже толком не знает, на чем ее сила основана. Но ничего. Я тебе помогу.

Я задумчиво гладила каемку круглого блюда. Тело как-то само расслаблялось – то ли от аромата трав, то ли от особого воздуха в домике. На улице день, мне еще нужно добраться до Фроси, потом – домой. Хотя домой как раз не хотелось.

– Зачем тебе Ефросинья? – вдруг спросила Дарина.

Взгляд ее переместился с шитья на идеально гладкую поверхность блюда. Кроме деревянных балок на потолке, в нем по-прежнему ничего не отражалось. Я подтянула блюдо к себе и, положив на него обе ладони, стала вспоминать о заснувшем Ване, о том, как ранила Антона, о Сметане, бросившейся на помощь хозяину. Я старалась воссоздать конкретные картинки, но мысли разбегались. Стоило Антону возникнуть перед внутренним взором, как туда добавился взрыв в метро и однообразные дни в прохладной полутемной квартире после. Там всегда пахло выпечкой…

Я зажмурилась, пытаясь прогнать лишние воспоминания.

– Это много, – не то спросила, не то сообщила Дарина, и мне послышалась грусть в ее голосе. – Очень много для такой юной девушки. Можно спросить, сколько тебе лет?

Я убрала руки с блюдца. Иногда мне казалось, что уже все сорок, а впереди только беспросветная старость. Но ей это вряд ли интересно.

Заметив мою нерешительность, Дарина заговорила:

– Ко мне часто приходят девушки твоего возраста. Все хотят узнать про суженого, и чтобы он непременно любил так, что… – Она всплеснула руками, зажав иголку в пальцах. – До луны и обратно. А ты как будто уже и отлюбила свое, и отжила.

Я сделала глоток вкусно пахнущего отвара. Не для того я пришла, чтобы меня жалели. Нужно переходить к делу.

Дарина усмехнулась.

– Я каждой что-то вышиваю с собой в дорогу. Сегодня вот начала пояс. Как чувствовала, что кто-то придет. А если так… – она собрала ткань в бантик, – не пояс, а резиночка. Как считаешь?

Я пожала плечами, завороженно наблюдая, как умелые пальцы орудуют иглой, оставляя на ткани замысловатый узор из крестиков и кружочков.

– Или все-таки оставить… – Дарина распустила бантик и завязала красивый двойной узел. – А? Совсем другое дело. Построже.

Мне захотелось потрогать узор на ленте. Нити были похожи на шелковые – так ладно ложились одна к другой, что узор казался нанесенным глазурью, выпуклый и блестящий.

– Осторожно, не уколи пальчик. Подойдет тебе, как думаешь? – Дарина быстро глянула на меня. – Нет. Не носишь ты больше ленты в волосах.

Я уставилась в стол. Какие ленты? Узнай она, что было три года назад… А, ладно. Пусть смотрит. Я накрыла блюдо раскрытой ладонью и зажмурилась.