Поцелуй во времени

Я как-то об этом не задумывался. Привык, что люди везде толкаются и пихаются, стремясь попасть куда-то побыстрее. Впрочем, возле трапа им все равно приходится выстраиваться в очередь и терпеливо ждать.

— Мы можем и обождать. Без нас не улетят, — сказал я ей.

— Прекрасно. Я не люблю толкаться.

Может, она думала, что все расступятся и пропустят ее высочество вперед? Я уж не стал говорить Талии об этом. Еще решит, что я опять над ней издеваюсь.

Талия послушно встала в конец, позади сухопарой старухи. Поскольку ее переполняли чувства, молчать она не могла и сказала этой бабуле:

— Я впервые лечу на самолете.

— Неужели? — удивилась старуха. — Вы не боитесь, дорогая?

— Нет. Но очень волнуюсь.

— Я бы тоже волновалась.

Наконец мы поднялись на борт. Я усадил Талию у окна, зная, что ей наверняка захочется поглазеть на удаляющуюся землю и облака.

— А это что? — спросила Талия, вертя в руках пластиковый пакет.

— Тапочки. У некоторых в полете устают ноги.

— Какие миленькие! — воскликнула Талия и тут же их надела.

Я впервые увидел ее красивые маленькие ступни. Такие ножки никогда далеко не ходили. Наверное, горничные каждый вечер делали ей ножные ванны и намазывали кремом или что там было в их время. Мозоли, которые она заработала, пока мы продирались сквозь ежевичный лес, — впервые в ее жизни. Я помню, как она боялась, что они никогда не заживут.

— А это что? — спросила она, открывая другой пакет.

— Маска для глаз. Иначе трудно спать.

Талия повертела маску.

— По-моему, я достаточно наспалась, — заявила она и запихнула маску в карман кресла.

На ночь мы останавливались в парижской гостинице. Номер с двумя громадными кроватями и теплыми одеялами, словно за окном была зима. Талия и не думала укладываться спать. Она бродила по номеру и без конца подходила к окну полюбоваться огнями города. Я с трудом заснул под ее восторженные восклицания.

Исследования «пассажирского набора» продолжались.

— А это что?

— А это ты должна бы уже знать. Наушники.

— Тогда где музыкальная шкатулка?

— В самолете все по-другому. Наушники нужны, чтобы могла слушать музыку или смотреть кино, не мешая другим.

Принцесса опять скривила губки. Я уже привык к этой ее особенности.

— Что такое кино?

— Это такие движущиеся картинки. Похоже на телевизор.

С телевизором она познакомилась вчера, в гостиничном номере.

— А зачем смотреть... кино в самолете?

— Чтобы убить время.

Если она будет трещать весь полет, я не выдержу.

— Убить время?

— Ну, это выражение такое. У вас бы сказали — скоротать. Сделать так, чтобы оно быстрее прошло.

— А зачем делать так, чтобы оно быстрее прошло?

— Потому что очень скучно сидеть в кресле и ничего не делать.

— Но как можно скучать, когда летишь в небесах?

Я пожал плечами.

— В первый полет ты не будешь скучать. А когда полетаешь раз десять, новизна ощущений пропадет. Многие люди просто дохнут со скуки.

— Им бы поспать лет триста, тогда бы они поняли, что к чему.

Я был не прочь поспать хотя бы три часа. Только бы ей попался интересный фильм!

— А тебе тоже все наскучило? — спросила Талия.

— Это не так.

Это почти так.

— А я думаю, что так, — заявила она, разглядывая самолетные тапочки. — Ты говорил, твои родители отправили тебя путешествовать по Европе. И надолго?

— На месяц. Я выдержал три недели. Под конец уже тихо сходил с ума.

— Три недели. Представляю, сколько денег пришлось заплатить твоим родителям за это путешествие. И во многих странах ты побывал?

Я стал загибать пальцы: Англия, Нидерланды, Франция, Бельгия...

— В пяти. Может, и в шести. Все проносилось, как в дымке.

— «Как в дымке», — передразнила меня Талия и засмеялась. — Ты видел великие произведения искусства, чудеса архитектуры, места исторических событий. И все они показались тебе скучными?

Она рассуждала совсем как взрослые. Получалось, родители заботились о моем культурном уровне, о расширении моего кругозора, а я вел себя как неблагодарная свинья. Но она все равно не поймет, почему я не хотел ехать. Попытаться объяснить ей еще раз?

— Понимаешь, меня даже не спросили, хочу ли я ехать в Европу. У родителей были свои представления насчет того, что должен хотеть их сын. Я играл по их правилам. Мне вообще никогда не позволяли самостоятельно выбирать, чем заняться летом. Теперь отец хочет, чтобы я ушел из колледжа, где только бездельничаю, и поступил бы туда, куда нужно ему.

— И ты еще говорил, что в вашем времени все люди пользуются неслыханной свободой! — усмехнулась Талия.

— Теоретически, да. А в реальности — сама видишь. И вся эта поездка была сплошной несвободой. Тебя просто сажали в автобус и куда-то везли. И там ты должен был восхищаться картинами в музеях, памятниками архитектуры, какими-нибудь историческими руинами. И никто не спрашивал: а что интересно лично тебе?

— И чтобы освободиться от этой утомительной автобусной экскурсии...

— Под вечер я чувствовал себя выжатым лимоном. Все впечатления сбивались в один ком. А назавтра тебя ждало то же самое: очередной городишко, очередной музей, очередной идиотизм.