Восемнадцать
Дальше все было как в тумане. Я то теряла сознание, то вновь приходила в себя; смутно помнится, что со мной заговаривали, и самолет снова взлетел. В конце концов я очнулась в школьном лазарете. Надо мной склонилась доктор Олендзки, моройка средних лет.
– Привет, Роза. – Она часто шутила, что я ее пациент номер один. – Как чувствуешь себя?
Вернулись детали случившегося. Лица. Мейсон. Другие призраки. Ужасная боль в голове. Сейчас все это исчезло.
– Хорошо, – ответила я, наполовину не веря самой себе.
Может, это был всего лишь сон? За спиной доктора я увидела Дмитрия и Альберту. Судя по выражению их лиц, события в самолете были вполне реальны.
Альберта кашлянула, и доктор Олендзки оглянулась.
– Можно нам? – спросила Альберта.
Доктор кивнула, и эти двое подошли к постели.
Дмитрий, как всегда, действовал на мою душу будто бальзам. Что бы ни случилось, в его присутствии я чувствовала себя в большей безопасности. Однако даже он не смог помешать тому, что происходило в самолете. Когда он смотрел на меня вот как сейчас, с выражением нежности и беспокойства, это вызывало смешанные чувства. Отчасти мне нравилось, что он так тревожится из-за меня, а отчасти я хотела быть сильной – ради него, чтобы ему не нужно было обо мне беспокоиться.
– Роза… – неуверенно начала Альберта.
Чувствовалось, что она понятия не имеет, как действовать в данном случае. То, что произошло, выходило за пределы ее опыта. Заговорил Дмитрий.
– Роза, что произошло? – Не успела я открыть рот, как он добавил: – Только на этот раз не говори «ничего».
Ну, если я не могла дать такой ответ, то вообще не знала, что сказать.
Доктор Олендзки сдвинула к переносице очки.
– Мы хотим одного – помочь тебе.
– Я не нуждаюсь в помощи. Со мной все в полном порядке.
Я говорила прямо как Брендон и Брет. Следующим шагом, наверно, было бы заявление, что я «упала».
Альберта в конце концов справилась с собой.
– Ты была в порядке, пока мы были в воздухе. А вот когда мы приземлились, ты определенно была не в порядке.
– Зато сейчас я в порядке, – упрямо повторила я, отводя взгляд.
– Что произошло? – продолжала допытываться она. – Почему ты кричала? Что означали твои слова «Заставь их уйти!»?
Я быстренько рассмотрела еще один резервный ответ – ссылку на стресс, – однако сейчас это прозвучало бы ужасно глупо. В результате я снова промолчала. К моему удивлению, на глазах проступили слезы.
– Роза, – нежнейшим голосом (как шелком по коже) сказал Дмитрий, – пожалуйста.
И я сдалась. Было так трудно противиться ему.
– Призраки. Я видела призраков, – прошептала я, глядя в потолок.
Никто из них не ожидал этого. Воцарилось тягостное молчание.
– Ч-что ты имеешь в виду? – дрогнувшим голосом спросила доктор Олендзки.
Я сглотнула.
– Он преследовал меня последние недели две. Мейсон. В кампусе. Понимаю, это звучит безумно, но это он. Или его призрак. Вот из-за чего произошла та история со Стэном. Я замерла, потому что увидела Мейсона и не знала, что делать. А в самолете… там он тоже был… и другие. Но пока мы находились в воздухе, я плохо различала их. Просто проблески… и головная боль. Но когда мы приземлились, он стал отчетливо виден. И… и был не один. С ним были другие. Другие призраки.
Из глаз побежали слезы, и я торопливо вытерла их, надеясь, что никто не заметил.
Я ждала, сама не зная чего. Смеха? Заявления, что сошла с ума? Обвинения во лжи и требования рассказать, что на самом деле произошло?
– Ты узнала их? – спросил в конце концов Дмитрий.
Я повернула голову и встретилась с ним взглядом. Его глаза смотрели серьезно, обеспокоенно, без намека на насмешку.
– Да… Я видела стражей Виктора и людей из тех домов, где стригои учинили резню. Родные… Родные Лиссы тоже там были.
На это никто никак не среагировал. Они просто обменялись взглядами с таким видом, что, может, кто-то другой из них прольет свет на все это.
Доктор Олендзки вздохнула.
– Могу я поговорить с вами двумя наедине?
Они вышли из палаты и закрыли за собой дверь, вот только не полностью. Я выбралась из постели и подошла к двери. Крошечной щели оказалось достаточно, чтобы мой дампирский слух уловил разговор. Конечно, подслушивать нехорошо, но они ведь говорили обо мне, и я не могла отделаться от чувства, что от этого разговора может зависеть мое будущее.
– …очевидно, что происходит, – почти шипела доктор Олендзки. На моей памяти это был первый случай, когда ее голос звучал так сердито. С пациентами она всегда была сама безмятежность. Трудно было представить ее в гневе, но сейчас, видимо, именно это и происходило. – Бедная девочка. Она переживает посттравматическое расстройство. И неудивительно – после всего, что выпало на ее долю.
– Вы уверены? – спросила Альберта. – Может, это что-то другое…
Однако, судя по ее неуверенному тону, она не могла представить себе никакого другого объяснения.
– Взгляните на факты: девушка в переходном возрасте становится свидетелем гибели одного из своих друзей, после чего вынуждена убить его убийцу. По-вашему, это не травма? По-вашему, это не оказало на нее хотя бы крошечного воздействия?